— Нужна ты мне больно, — проворчал, усаживаясь, и я рядом плюхнулась: а чего ж нет? С Иваном можно развлечься — он возраст щенков пережил и с гормонами в ладах. — Чего случилось?

— Ничего, — заверила. — Уезжаю я от вас. Влюбилась. Да-с!

— Клюнул, значит?

— Ага.

— А вложения?

— Через неделю уедем, за это время озолотить Селезневку не проблема.

— И куда двинетесь?

— К Элизабет Тейлор и Девиду Боуи.

— И выпустят?

— Меня? А куда ж денутся? Он же благородный сэр, пассию свою бросить нормально не может, готовит к разлуке. Англию ей показать в компенсацию желает.

— Втроем собрались? — не поверил.

— Да. Заодно прослежу, чтоб мадам Перетрухина какого-нибудь другого лорда не осчастливила.

— Красиво поешь, да голосок невесел.

— Это алкоголь. Очень отрицательно здешние напитки на настроение влияют.

— Чего ж напилась?

— Не напилась, а выпила. Праздник сегодня, Ванюша, день защиты насекомых. А за букашек грех не выпить. И притормози, я выйти хочу, прогуляться.

— Даже не думай. Звинчук, Нейменов и колоритный тип явно по фамилии Мимино пасут тебя доблестно и неустанно. Это я, к слову, в заботе о букашках, за которых ты сегодня неслабо нахлебалась.

Я отвернулась, чтоб скрыть разочарование и раздражение, проступившие на лице: если честно, я уже думала скрыться тихо в сторону вечной мерзлоты и нефтяных месторождений. Затеряться где-нибудь в районе Байдарацкой губы или Енесейского залива, выйти замуж за оленевода, поставить юрту в тундре и вязать мужу носки длинными, северными ночами.

Одно плохо, вязать умею, но не спицами.

А тут, оказывается, можно не беспокоиться, уже подсуетились местные «скотоводы».

— Притормози, мне проветриться надо

— Ладно, — согласился, подумав. — Ближе к дому, чтоб лишних приключений себе на голову не собрала.

— Ой, спасибочки! — ткнулась в бардачок лбом, не рассчитав траекторию поклона, дура дурой. Ты, главное, поверь, Ванечка.

Валя хоть и не ожидала особо приветливого приема, но и настолько унизительного тоже — ее провели прямо в спальню, и ни ужина с разговором, как в прошлый раз, ни элементарного "добрый вечер" в знак приветствия.

Бройслав полулежал на широкой постели в одних домашних брюках и о чем-то разговаривал по телефону. Английский язык Валя знала фрагментарно, а тот говорил на нем бегло, спокойно, да еще и вел себя, как лорд — кивнул ей, жестом пригласив войти, и опять ля-ля-ля в телефон, словно к нему прислуга для уборки заглянула, а не женщина пришла на свидание. Валентина почувствовала себя недалеким, маленьким человечком, которому не место рядом с Бройславом, как не место в этих номерах, но в десятый раз подумав, что зря согласилась встретиться, в десятый раз одернула себя — хочешь квартиру — терпи.

И терпела: застыла у порога в ожидании, не решаясь пройти, сесть в кресло, и уйти тоже не решилась, а могла, и шанс был, и силой никто не держал. Да и не стал бы — она видела, осознавала, что Энеску и она разных полей ягоды, и не понимала, зачем именно она ему, дикая малина, когда вокруг отборные сорта лучших видов сами в рот просятся. Тешила себя вялой надеждой для успокоения самолюбия, значительно страдавшего от этого знакомства — `зацепила'.

Бройслав убрал, наконец, трубку, закончив разговор, и оценивающе уставился на девушку: нынче она нарядилась скромнее и более уместно, чем в прошлый раз. И по лицу видно — уже не за иллюзией пришла — конкретика материи привела. Все в этом мире продается, все покупается — это-то и противно.

Энеску поморщился и похлопал по покрывалу рядом с собой, приглашая Валю сесть:

— Иди сюда. Поговорим для начала.

Та села на край постели в обнимку с сумочкой.

Сирота со спасательным кругом, — фыркнул Бройслав, оценив объемную репродукцию, и одной рукой отобрав неслабый баул, подтянул девушку другой рукой к себе, обнял за плечи:

— Расскажи-ка мне, милая, всех ли служащих в агентстве ты знаешь?

— Э-э-э… а что?

— Ответь без «что».

— Ну-у… кого-то знаю.

— Багиру, например?

— Кого? — наморщила носик девушка.

— Ба-ги-ру. Не пантеру, не фирму — женщину, — принялся поглаживать ножки Вале. Та с некоторым страхом смотрела на его руку и пыталась сообразить, о ком речь и в чем интерес Бройслава, а заодно понять, можно ли на этом заработать. И чудилось ей, что получит она минимум, а потеряет максимум.

— Я по прозвищам не знаю.

— А по именам?

— Ну-уу… У Семена Яковлевича несколько подразделений, в офисе только легальные работают. Их всех знаю.

— А если нелегалы? Вернее, те, кого Макрухин не показывает даже своим?

— Д-да-а… встречаются… Зачем вам?

Рука мужчины стала настойчивее и наглее, чем начала нервировать девушку. Ни желания, ни возбуждения она не чувствовала — память о прошлой встрече еще была жива.

— Разденься, — то ли приказал, то ли попросил Бройслав. Валя замерла. С минуту думала: а не сбежать ли? И принялась нехотя раздеваться. Повернулась к мужчине, оставив лишь белье. Бройслав провел ладонью по лицу, по груди и талии и почувствовал лишь неимоверную тоску, сжимающую сердце — не то лицо, а может, не то тело. Красивое, гибкое, молодое, но словно неживое или абсолютно чужое, и в желание обладать вплетается горчинка то ли отторжения, то ли разочарования, портя удовольствие.