Но собачка не испытывала ни малейшего желания стаскивать тучное тельце с мягкой, уютной лежанки и топать через всю комнату на кривых лапках. Она даже не приоткрыла глаз.

– Ада, – позвала я.

Раздалось бодрое цоканье, из коридора на крейсерской скорости принеслась Ада и стала шумно вздыхать, преданно глядя мне в лицо. Я поставила перед ней коробочку с остатками «Виолы». Адюня, повизгивая от восторга, принялась вылизывать «ванночку». Муля, услыхав звуки, издаваемые подругой, навострила уши, потом, сопя, стекла с оттоманки и приплюхала на кухню. Ее толстый, скрученный тугим бубликом хвост, медленно ходил из стороны в сторону, на складчатой морде была написана явная обида. Умей Мульяна говорить, она бы произнесла: «Интересное дело! А где моя порция? Так нечестно».

– Я тебя звала, но ваше высочество не соизволило даже глянуть в сторону хозяйки, – объяснила я ей, – знаешь, все вкусное и хорошее достается ласковому теленку! Вот Адюша прилетела мигом, теперь уплетает незапланированный полдник.

Мульяна горестно вздохнула и поплелась к дивану. Ее спинка сгорбилась, хвостик повис. Я не вынесла страданий мопсихи и велела:

– Давай назад!

Муля развернулась и воссела у холодильника, я вытащила кусок сыра. Откуда ни возьмись, словно грибы после дождя, на пищеблоке материализовались Рейчел и Рамик. Я отрезала им по ломтику. Чавк, чавк, сыра как не бывало. Четыре пары карих глаз преданно смотрели на меня, четыре хвоста работали изо всех сил.

– Хватит, – решительно заявила я, – хорошего понемножку, в больших дозах счастье вредно!

Внезапно Мульяна повернулась, замерла, а потом кинулась к двери. Для меня остается загадкой, каким образом мопсиха чует, что через мгновение кто-то начнет звонить в дверь? Вот и сейчас не успела Мулечка подлететь к двери, как полилось треньканье. Забыв глянуть в «глазок», я распахнула дверь и попятилась. На лестничной клетке стоял мужчина самого безумного вида.

На большой круглой, похоже, налысо бритой голове, сидела крохотная полотняная кепочка. Когда-то такую носил мой отец. Худощавый, даже тощий торс облегала рубашка в красно-черную клетку, еще на нем были сильно измятые серые брюки и ярко-желтые ботинки, покрытые слоем городской пыли. На полу стоял потрепанный саквояж, а в правой руке мужик сжимал елку. Вернее, сухой ствол с торчащими в разные стороны колючими ветками.

Я заморгала. Учитывая жаркий май, хвойное дерево – самая необходимая вещь в хозяйстве. Надеюсь, он не хочет мне его продать? Сейчас по квартирам постоянно бродят странные личности, торгующие непонятными вещами. Намедни заявилась тетка, пытавшаяся всучить мне электрическую чайную ложку. Честно говоря, я была удивлена до крайности, увидав сей предмет.

– Страшно полезная вещь, – затараторила коробейница, – садитесь чаевничать, втыкаете приборчик в сеть, опускаете ложечку в воду – и пошло-поехало. Никаких лишних усилий, просто держите эту фиговину, а она сама все за вас сделает.

Я покосилась на пластмассовую поварешку размером с батон «Докторской» колбасы и решительно сказала:

– Нет! Я вполне способна размешать сахар дедовским способом.

Но настойчивая коробейница не собиралась уходить. Она стала усиленно размахивать руками, требовать, чтобы я немедленно заварила чай и произвела испытание суперстолового прибора. Слава богу, домой явился Сережка и вытолкал бабу. А сегодня, пожалуйста, новое лицо, на этот раз с елкой.

– Здрассти, – заулыбался дядечка.

– Добрый день, – осторожно ответила я.

– Жарко как, спасу нет.

– Май в нынешнем году слишком теплый, – поддержала я светскую беседу.

Мужчина кашлянул:

– Простите, а Екатерина Романова тут живет?

Я похолодела. Это не коробейник, а намного хуже. Это какой-то провинциал, желающий использовать нашу квартиру в качестве гостиницы. Катастрофа!

Вы не осудите меня, если узнаете, что первым моим желанием было заявить: «Вы ошиблись, уважаемый. Очевидно, неправильно записали адрес. Никакой Екатерины Романовой тут и в помине нет».

Но потом я устыдилась, навесила на лицо любезную улыбочку и ответила:

– Катя сейчас на работе. Если хотите ее срочно увидеть, могу дать адрес больницы.

– Нет, нет, – замотал головой дядечка, – я Юра. Катя обо мне небось вам рассказывала.

– Юра? – воскликнула я.

– Ага, Юра Волков, неужто не знаете?

– Ах Юра! Волков!!! Заходите, сделайте одолжение, – изобразила я полнейший восторг, – как же, как же, я хорошо вас знаю, правда, заочно. Юра Волков!

– Вот и здорово, – обрадовался дядька, втискиваясь в нашу не слишком широкую прихожую, – а то я прям струхнул. Вдруг вы меня не пустите, куда мне тогда податься? В Москве я никого не знаю, денег на гостиницу у меня нет. Где елочку прислонить?

У меня чуть не вырвался адекватный ответ на вопрос: «Сделайте милость, оставьте ее во дворе у мусорного бачка».

Но тут во мне некстати проснулось хорошее воспитание, данное мамой, и я, мило улыбаясь, прощебетала:

– А вот тут, в уголочке.

Юрий с сомнением крякнул:

– Уж извините, но лучше на кухне, в тепле, а то, боюсь, короеды помрут, они, говорят, плохо переносят сквозняк, впрочем, я не знаю, может, и врут люди, но лучше перебдеть.

– Кто умрет? – поинтересовалась я, на всякий случай отодвигаясь подальше от явно психически ненормального дядьки.