Внезапно во мне проснулась решимость. Ну, Ксюша, погоди, подруг у нее нет, у несчастной! Ах, как жаль бедняжку! Ей даже некого позвать на поминки! Сейчас все из тебя вытрясу, врунья!

Я вылетела из машины, добежала до избенки, рванула дверь и обнаружила, что та заперта. Постучав минут пять без всякого результата, я вспомнила, что черноволосая дама, постояв у двери, зачем-то присела и засунула руку под крыльцо. Недолго думая, я повторила ее маневр. Пальцы нащупали железное колечко с ключами.

Злость моя была так велика, что, совершенно не подумав, как объясню Ксюше вторжение в ее дом, я мгновенно сунула ключи в скважину. Вот еще одна странность! Вход в покосившийся сарайчик стережет хлипкая преграда, выполненная, кажется, из картона, зато замок тут отменный, очень дорогой. Я хорошо знаю его цену. Мы после ремонта не поскупились и приобрели такой же, отдали двести долларов. Сумма не фантастическая для семьи, в которой три взрослых человека получают приличную зарплату, но для девушки, подбирающей еду в мусорном бачке у супермаркета, она запредельна.

Полная здорового негодования, я влетела сначала в кухню, потом переместилась в коридор и увидела штук пять дверей. Крохотная снаружи избушка оказалась внутри довольно просторной. Я принялась дергать за ручки. Самой первой шла, очевидно, спальня Павлика. Хотя можно ли назвать спальней место, где кроватью служит грязный матрас, брошенный на пол? Постельного белья тут не наблюдалось. Засаленная подушка и тонкое синее байковое одеяло неаппетитными комьями громоздились на простеганном матрасе. У окна стояла табуретка, деревянная, некогда крашенная темно-зеленой краской, в стену были вбиты гвозди, на них висело нечто, напоминающее мужской пиджак, и отвратительно грязная рубашка. Я вспомнила газету с фестончиками, украшавшую подоконник в кухне. Ксюша, очевидно, просто «обожала» Павлика, она оставила пьянице лишь самый необходимый минимум. Никаких излишеств, вроде ажурных салфеточек из периодической печати, тут не наблюдалось.

Следующая комната оказалась пустой маленькой десятиметровкой с серым от пыли полом. Затем обнаружился туалет самого невероятного вида. Огромный унитаз покоился тут на деревянном постаменте, бачок парил под потолком, тут же висела раковина, ржавая от постоянно капающей из крана воды. Представляя себе антураж в помещении хозяйки, я, ожидая обнаружить Ксюшу на диване или в кресле, пнула последнюю створку, смело шагнула через порог, открыла было рот, чтобы воскликнуть: «Ксения, нам следует поговорить начистоту», – да так и осталась стоять, не в силах пошевелить нижней челюстью.

Красивые темно-зеленые драпировки тяжелыми фалдами падали на пол, который покрывал паркет цвета сливочного масла. Одна стена была превращена в шкаф, тоже светлый, нежно-бежевый. У другой стены громоздилась двуспальная кровать с резной деревянной спинкой, ее прикрывала накидка, сшитая в тон занавескам. Еще тут имелось трюмо, заставленное тюбиками, баночками, бутылочками, флаконами и керамическими фигурками. На полу был пушистый ковер, на тумбочке у кровати лежали книга, недоеденная шоколадка и стояла красивая лампа с изящным абажуром. Ксении здесь не было.

Справившись с изумлением, я вошла в спальню и невольно бросила взгляд на обложку книги. Галина Куликова! Однако, похоже, у нас с Ксенией в чем-то совпадают вкусы, мне тоже нравится эта писательница.

Между шкафом и трюмо обнаружилась небольшая дверь. Я толкнула ее и снова застыла с разинутым ртом. Перед глазами распростерлась ванная комната: блестящие краны, хромированные аксессуары, пушистые полотенца, штук пять халатов… Но самое сильное впечатление на меня произвели полочки, буквально ломившиеся от косметики, парфюмерии, шампуней, гелей, масок, кремов…

Постояв в полном обалдении, я вернулась в спальню, потом вышла в коридор и еще раз прошлась по избе. Ксюши нигде не было. Не понимая, куда она могла деться, я снова вошла в комнату, разительно отличавшуюся от остальных, зачем-то открыла гигантский шкаф и поняла, что это не гардероб, а примерно десятиметровое пространство, забитое вешалками и полками, на которых висела и лежала куча вещей. Чего тут только не было: свитера, пуловеры, кофты, нижнее белье, стопки нераспечатанных колготок. На специальных держалках покачивались юбки, брюки и джинсы, на подставочках красовалось штук шесть париков самых разных цветов и фасонов, в самом низу белели коробочки с обувью. Все шмотки были дорогими, фирменными, явно не подобранными у заднего входа в местный секонд-хенд. И лишь один ансамбль выбивался из общей массы – в правом углу на крючке болталось нечто невообразимое: жуткая кофта с вытянутыми петлями, грязные джинсы, мятый платок и футболка, покрытая омерзительными пятнами. Рядом стояли раздолбанные, некогда белые босоножки.

Я ощутила легкое головокружение. Майка, брюки и отвратительные, никогда, похоже, не мытые босоножки принадлежали Ксюше. Именно в них она была, когда открыла мне дверь.

Внезапно мне в голову пришло одно соображение, и я уставилась на парики. Так и есть! На одной из болванок висели спутанные, очень грязные, плохо постриженные серо-русые волосы. Непостижимым образом Ксения испарилась, не выходя из дома, оставив в избе, которая на самом деле наполовину дворец, свою одежду и волосы.

Мне понадобилось больше пяти минут, чтобы сообразить: ничего загадочного в ситуации нет. Та черноволосая дама, в элегантном, светло-бежевом костюме, оставившая ключ под крыльцом, и есть Ксения. Зачем ей понадобился этот спектакль? Почему она при виде нежданной гостьи прикинулась нищей? Зачем вывалила на меня целую кучу вранья?