Сундукян заорала и вылетела во двор.

– Шабанов, – произнес тот же голос, – смотри сюда.

Из гостиной в коридор шагнул Мельниченко. Николай дернулся и уставился на профессора. В полной тишине мужчины буравили друг друга взглядом – так две огромные собаки выясняют, кто в стае главный.

По лбу Мельниченко потек пот. Моя головная боль стала невыносимой, в ушах звучал колокол, в глазах метались черные точки.

Внезапно профессор слегка покачнулся.

– Ага! – хрипло выкрикнул Николай.

Андрей Николаевич начал поднимать ко лбу дрожащую руку. И тут из своей комнаты, словно тень отца Гамлета, возник Филя. В руках колдун нес странный блестящий диск на цепочке.

– Дух Мумо! – завыл шаман. – Да ослабнет злая сила…

Мельниченко опустил руки и снова уперся взглядом в Николая. Филя качал диском. Шабанов напрягся, колдун и профессор взмокли. Я сидела на полу почти ослепшая от боли.

Неожиданно в коридоре появилась муха. Противно жужжа, она уселась на голову Николая, но тот ничего не заметил. Вдруг раздался громкий стук, и Шабанов кулем рухнул на пол. Над ним, ухая от удовольствия, возвышался Фредди со скрученным трубочкой журналом «ТВ-парк» в правой лапе.

Филя остановил маятник. Мельниченко в изнеможении прислонился к стене.

– Следует признать, – пробормотал он, переводя дух, – если бы провидение не послало нам мартышку, мы могли бы и проиграть.

– Никогда, – твердо заявил Филя. – Он уже стал слабеть, но все равно, Фредди, негодник, иди сюда, я тебя поцелую.

Это были последние услышанные мной слова. Нестерпимая боль разлилась по всему телу, и я наконец потеряла сознание.

– Даша, – раздался голос, – открой глазки.

Я села на диване и оглядела комнату. В просторной гостиной столпились домашние, успевшие надеть халаты.

– Голова болит? – спросил профессор.

Я осторожно прислушалась к внутренним ощущениям.

– Нет.

– Вот и славно, – удовлетворенно заметил Мельниченко.

В кресле, выдвинутом на середину комнаты, в странной позе с поднятыми вверх руками сидел Николай. Лицо его хранило торжественное спокойствие.

Я испугалась.

– Привяжите его веревкой.

– Не стоит, – спокойно сказал Мельниченко, – он в глубоком трансе.

– Его держит дух Ко, – пояснил Филя. – Пока не скажу, не отпустит!

Из моей груди вырвался тяжелый вздох.

– Почему он так странно сидит, задрав руки?

– Он их не чувствует, – ответил Андрей Николаевич, – ему удобно, приятно и тепло. И сейчас мы выясним у него, зачем ворвался в наш дом. Скажи, как…

– Стойте, – воскликнула я, – а Нина?

– Она спит, – сообщил Филя, – я же предупреждал вас, Даша, об опасности и велел носить рору.

– Камень почернел и обжег мне грудь!

Колдун округлил глаза.

– Значит, опасность оказалась так велика, что он самоуничтожился, спасая вас!

– Ничего не понимаю, – вклинился в разговор Кеша.

– А и понимать не надо, – заявила Зайка. – Даша снова занялась расследованиями, а результат всегда одинаков!

– Ты их знаешь? – взвизгнула Алиса. – Знакома с этими сволочами? Да я чуть не умерла, не представляешь, сколько тут крыс было!

– Они тебе только казались, – отбивалась я.

– Все равно страшно, – вздохнула Машка, – целая стая, бежали, шевелились, хватали за ноги…

– Вот что, – каменным голосом изрекла Алиска, – сейчас немедленно нам рассказываешь, что знаешь, а потом допросим негодяев, под гипнозом живо правду выложат.

– Надо передать их в руки милиции, – сказал Кеша, – мы не имеем права проводить подобные процедуры. Это незаконно.

– А они имеют право шастать ночью по дому и пугать людей грызунами, – вскипела балерина. – Молчи лучше, адвокат раздолбайский.

– Точно, – пискнула Маня, – обязательно допросить.

– Ладно, – прервал дискуссию Филя, – только пусть вначале Даша расскажет всю правду. И учти, сразу почувствую, когда врешь!

– Да-да, не вздумай врать, – в голос закричали домашние.

Марья Сергеевна и Света поближе подвинулись друг к другу. Ирка и Катерина, боясь Алиски, робко подслушивали у дверей. Хорошо хоть Серафима Ивановна не спустилась, впрочем, она беспокоится только о близнецах, все остальное старушку не колышет.

Провожаемая сердитыми взглядами домашних, я подошла к буфету и вытащила сигареты.

– Послушай, – взорвалась Зайка.

– Пусть курит, – разрешил Кеша, – давай, мать, раскалывайся.