Тут раздались протесты против преувеличений. Но Изгоев как не слышал:

– Всюду насильничество! Всюду грязь и всюду мерзость – и это достигнуто всего за два месяца! А социалисты заигрывают с анархией или даже сами осуществляют. Оттого что новые душители называют себя социал-демократами или эсерами – нам не легче! Если либеральную газету закрывает местный Совет – чем это легче царского произвола? Или если тифлисский Совет разгоняет кадетское собрание? Да прежние душители, по крайней мере, не присваивали себе чужих типографий. Социалисты проявили себя как толпа безыдейных насильников, своекорыстных и тупых невежд. Вспомните, любимой темой прежних публицистов были указания на непосильность падающих на города и земства расходов на полицию. А у кого сегодня повернётся язык повторить те обличения, когда милиция поглощает средств в 5 и в 10 раз больше, не исполняя и десятой части прежней полицейской работы. Чуть дорвавшись до власти – кинулись за окладами и жалованьями. И вот отсутствие власти уже настолько тяготит население, что на местах начались самосуды, – Временное правительство отменило смертную казнь, так её применяет само население!

Винавер напомнил о регламенте. Уже включили электричество – и оно осветило изрядную смущённость слушателей.

– Теперь мы много говорим о ленинстве. Да, большевики уже создали свою красную сотню – «рабочую гвардию» – тысячи вооружённых рабочих, проводить революцию социальную. Но большевики – не отдельное что-то, они только сделали крайние – и последовательные – выводы из российского безродинного социализма.

И с последней тоской – тоской неспасаемого – посмотрел Изгоев на слушателей:

– Господа! Идти на сделку с ними – безумие. Все шаги умеренности – опоздали. Социалисты поносили нас два месяца – так очистите им поле деятельности! пусть создастся правительство из одних левых – и пусть они скорей покажут свою несостоятельность. И пусть они сами раскаются, когда вместо прекрасного социализма увидят родину в анархических судорогах. И их смоет волна. Страна нуждается в предметном уроке! – и чем он скорей придёт – тем лучше будет для России: сохранится больше нетронутых сил. А мы, может быть, сохраня ряды, – вступим потом ещё для спасения. Господа! Господа! – оборачивался он в ту и в другую сторону, почти умоляя: – Не идите на этот губительный компромисс! Нам не простит его История! Это будет значить: мы разбиты наголову! Вредней всего коалиция с социалистами: они будут разрушать – и они же свалят на эгоистическую буржуазию. Ужасен именно – гнилой коалиционный период. Вместо того чтоб удержать Россию на сползаньи – вы только создадите обманную вывеску! вы только поможете дотолкнуть страну – туда!..

Умоление, да, – но сердца мужей, обрекших себя государственной деятельности, должны отзываться не на умоление, а на политическую логику ситуации.

А она диктовала – взвешенный компромисс с Советом.

Компромисс! – высшая форма человеческих отношений. И особенно незаменимая, когда имеешь дело с грубым, неуклюжим оппонентом, – а всё-таки склоняешь его на компромисс!

И руки кадетских цекистов поднялись в историческом голосовании. И проголосовали 18:10 в пользу коалиции. (Ещё скольких-то из десяти стянул Изгоев последней речью.)

Это звучало так: не настаивать, чтобы портфель министра иностранных дел оставили за П. Н. Милюковым.

Впервые Милюков при голосовании в ЦК остался в меньшинстве.

Но речь Изгоева, обнажившая всю суть проблемы, смягчила Милюкову поражение.

А не признать поражения – и продолжать стоять, – к чему это приведёт? К расколу партии, значит – к расколу черезо всю, черезо всю российскую интеллигенцию.

Кто на это осмелится?

И Милюков – с твёрдостью принял. С твёрдостью – значит: собирать силы спасти, что ещё можно.

– Да, – сказал он, – для такой обширной партии, с раскинутыми флангами, как наша, решение и всегда должно быть компромиссным. В политике компромисс есть самое законное средство борьбы. Я – политический противник того, что происходит, но я понимаю и великое историческое значение того, что русские социалисты становятся русскими министрами. Конечно, мы все должны поддерживать новое правительство, какое б оно ни было. Но всё же я советую, чтобы кадеты не входили в правительство, пока не будут внесены чёткие поправки в декларацию о внешней политике. Наши требования к правительству должны быть решительны.

Но так как декларация правительства слишком несовершенна, неточна и всё равно не выразит кадетской точки зрения, – то не лучше ли теперь составить другую декларацию, декларацию нашего ЦК, и это и будет отчётливой программой, с которой наши министры войдут в правительство?

Мысль понравилась. И сразу же стали обсуждать главные идеи такой декларации. Самые чёткие формулировки в осуждение анархии. И – полная независимость Временного правительства от Совета. А прежде всего – о внешней политике.

Родичев воскликнул пламенно:

– Господа! Родина оказала бы величайшую неблагодарность одному из самоотверженнейших своих деятелей, если бы не признала значения его исторической заслуги. Нелегко будет преемнику Павла Николаевича. И в напутствие мы должны начать нашу декларацию буквально с фразы: «Всецело одобряя стойкую защиту П. Н. Милюковым международных интересов России, ЦК к-д…»

Винавер и его сторонники – были согласны.

И: все организации и группы по всей России должны решительно отказаться от собственных распоряжений, отменяющих правительственные.