Лейтенант сносно говорил по-русски. Было ещё и два наших переводчика. Драгомиров устроил переговоры в комнате, как в полевых условиях: без стульев, все стояли, Драгомиров задавал вопросы, все комитетчики слушали молча.

– С какой целью вы к нам явились? Какие предложения намереваетесь сделать?

– Мы не можем сделать никаких конкретных предложений. Но в связи с неоднократными собеседованиями ваших и наших офицеров и солдат – я, по обоюдному желанию, вот стою перед вами, чтобы выслушать предложения вашего превосходительства относительно дальнейших переговоров.

Драгомиров смутился: может быть, при Рузском было какое-то начало, ему не передали? Или эти явились посланцами межокопных братаний? И при этом их уполномочила германская Ставка?! Немцы так жаждут мира?

Спросил: как понять «обоюдные желания»? Чьи это «обоюдные»? Они имеют, кого назвать с русской стороны?

Нет, они не уполномочены назвать.

– Но мы можем подготовить почву для совещания полномочных представителей наших правительств и армий, которые могли бы заключить перемирие.

– А в чём должна быть подготовка?

– Устроить мирную зону, где могли бы происходить собеседования, с телефонной связью обеих сторон.

Всего-то?

– И вы являетесь к нам с такими неопределёнными предложениями? Неужели у вас нет ничего конкретнее? В чём же суть ваших предложений?

– Мы ждём их сперва от вас.

– Как от нас? Ведь это вы к нам пришли.

– Но было пожелание с русской стороны. И на некоторые вопросы, касающиеся возможного мира, я в состоянии дать вашему превосходительству достоверные ответы в рамках данных мне директив.

Нет, это таинственное возникновение незваных парламентёров всё более изумляло Драгомирова.

– Но у меня к вам нет предложений. Если у вас есть – пожалуйста, изложите.

Немецкие офицеры в свою очередь удивлялись между собой: как будто они точно ожидали почему-то, что здесь их ждут предложения русской стороны. Они попросили посовещаться. Их вывели в отдельную комнату.

Воротясь через десять минут, они снова повторили, что явились по приглашению с русской стороны. Они не уполномочены назвать источник, но это очень влиятельное лицо в Петрограде. Они не уполномочены выдвигать конкретные предложения по перемирию, но готовы ответить на вопросы его превосходительства – при условии, однако, что русская сторона гарантирует неразглашение.

Это уже изрядно походило на мороченье головы. И Драгомиров надеялся, что его комитетчики уже тоже разобрались, поняли.

– Мы считаем, – сказал он, – такие переговоры безцельными.

И тут догадался спросить так:

– А на англо-французском фронте вы тоже устраиваете такие переговоры?

– Нет, там нет такой возможности, там бои.

– А для нас, – Драгомиров выразительно говорил для комитетчиков, – для нас это была бы измена союзникам. Вы, стало быть, желаете сепаратного мира с нами одними?

– Я этого не сказал. Но определённо скажу, что предложения наших официальных представителей дадут России полную возможность взять свою судьбу в свои собственные руки.

Драгомиров возмутился:

– Неужели вы рассчитываете, что мы заключим мир без наших союзников?! И почему вы вообще обращаетесь к армии, а не к нашему ответственному правительству в Петрограде?

– Мы считаем армию наибольшей силой в России.

– Оставьте нашу армию в покое. А вы – уполномочены только от армии или от правительства?

– Наша армия действует по согласованию с правительством.

Отметим, это важно.

Драгомиров обещал этой же ночью всё передать телеграфно Верховному Главнокомандующему, и если будет ответ, то сообщит им.

Парламентёров отвели на ужин с офицерами генерального штаба, потом на автомобиле отправили обратно. Уже и ночь была.

А Драгомиров ещё долго объяснял комитетчикам немецкое лукавство: что если это не пустая придумка, то провокация.

Весь этот случай надо не только не скрыть, но широко разгласить, разъяснить.