– Для новых гостей – всемирно известная композиция «One day in Hell». А по-нашему, «Денек в ментовке». Прикол! – Он подмигнул Мине и вновь врубил долбежку на полную мощность.

Когда Ариадна с Миней наконец подошли к столику, Федра тут же умчалась к буфетной стойке и притащила, не расплескав, пиво в двух пластиковых стаканах, а малолетке братцу банку энергетического напитка Red Bull.

Миня оглядел красного быка на банке, дернул колечко и стал прихлебывать кисловато-сладкое пойло. Он постепенно приходил в себя, и дискотечная обстановка даже начала ему нравиться. Тем временем прикольный «Денек в ментовке» закончился, Громовержец сменил диск.

Миня знал эту мелодию, знал эти слова, и они ему тоже нравились, затрагивали что-то сокровенное в бычьей, должно быть, половинке его души. Незаметно для себя он стал вполголоса подпевать и отбивать кроссовкой такт под столом. На этом и застукала его вернувшаяся из туалета Ариадна – она не решалась надолго оставлять впервые вышедшего в свет брата.

– Ну вот, а ты боялась! – Она шутливо толкнула Миню в бок. – Пошли попляшем…

Миня засмущался, хотел было отказать сестре, но тут прибежала взмокшая Федра, девчонки вцепились в него и вытащили на танцпол. А плюгавый Громовержец извлек из своей диджейской машины доигравшего до конца «Черного бумера», чтобы врубить тоже клевый «мировой хит Nightmare», по-нашему – «Темна ноченька», и динамики загрохотали, задолбили по Мининым барабанным перепонкам, наполнили его силой и уверенностью в себе. Перед ним мелькали обтянутые джинсиками и юбчонками крепкие попки крытских девчонок, сладко пахло духами, девичьим потом, табачным и еще каким-то дымком, и мощные Минины ноги сами по себе задвигались, застучали по заплеванному дощатому полу под «Темну ноченьку», а ручищи взлетели вверх и выделывали над его головой что-то несусветное. Все это происходило помимо его воли, а он сам, наполненный внезапно нахлынувшим ощущением счастья, как бы наблюдал за собой со стороны и видел статного парня-красавца, на которого во все глаза пялятся отплясывающие вокруг девки.

На него и впрямь заглядывались. А сестры – Ариадна и Федра – вообще остановились и одновременно, не сговариваясь, почему-то вспомнили первый бал Наташи Ростовой…

Всего-то час назад сестрицы вытащили его, упирающегося, на танцпол, а теперь никак не могли уговорить его вернуться за столик, чтобы немного передохнул и утолил жажду. Федра на ходу, как марафонцу на дистанции, совала ему в руку банку энергетического напитка, он жадно пил, не переставая дрыгать своими длинными ногами. Когда от выпитого «Красного быка» стал лопаться мочевой пузырь, Миня трусцой сбегал в туалет и вновь бросился отплясывать под долбежку Громовержца.

Диджей «Афинских ночей» славился своим умением воздействовать на танцующую толпу не только оглушительным грохотом, но и резкой сменой музыки, своеобразной аритмией звука и исполняемых прикольных шедевров. Вот и сейчас после отзвучавшей «клевой композиции Virgins of Kirin», по-нашему – «Крытские целки», Громовержец торжественно объявил:

– Следующую композицию я посвящаю самым красивым телкам нашего города. – Он выдержал паузу и добавил: – Не обязательно целкам.

Танцпол оценил шутку, пробежал хохоток, и вслед за ним зазвучали нежные женские голоса:

От сладкого слова «телки», от берущей за душу мелодии Миня ощутил ком в горле, ему тоже захотелось стать для кого-то самым дорогим, самым нежным, самым родным, так захотелось, что слезы выступили на глазах, потекли по покрытым короткой шелковистой шерсткой щекам. И тут же он услышал грубый мужской голос:

– Нет, блядища, ты пойдешь со мной!

Миня вздрогнул и оглянулся. Недалеко от него в центре танцпола коренастый накачанный парень в тренировочном костюме «Пума» держал за плечи невысокую тонкую девушку и грубо тряс ее. Вокруг уже собралась небольшая кучка народа.

– Сука рваная!

Девушка молча плакала. Качок коротко замахнулся и открытой пятерней ударил ее по лицу. Голова девушки дернулась.

Миня набычился и, ни доли секунды не раздумывая, бросился на качка. Тот не успел увернуться. От мощного удара Мини качок, как зазевавшийся тореро, взлетел вверх и громко грохнулся на помост. Раздался женский визг. Громобой вырубил музыку. В наступившей тишине слышно было тяжелое дыхание Мини. Он стоял в центре окружившей его толпы и поправлял сбившуюся арафатку. Все произошло столь неожиданно и скоротечно, что никто не успел рассмотреть скрывавшегося под ней лица.

Качок медленно поднялся с пола, отряхнулся и сделал шаг навстречу Мине. Они стояли лицом к лицу, как боксеры перед боем, и молча смотрели в глаза друг другу – качок снизу вверх, Миня сверху вниз.

Первым не выдержал качок: отвел глаза, повернулся спиной к Мине и враскачку пошел к выходу. Уже в дверях он, не оборачиваясь, выкрикнул:

– Я твою маму… Ты у меня кровью умоешься! Коз-з-зел вонючий! – И хлопнул дверью.

Исчезновение поверженного Миней публично посрамленного качка послужило сигналом дискотечной толпе. Все задвигались, зашумели и, когда Громовержец вновь врубил динамики, как ни в чем не бывало задергались под «самого нежного, самого родного». Что за дискотека без драки? Дело привычное.