– Из Германии во Францию перебралась!

Вконец замороченный дедушка начал шевелить губами, очевидно, он пытался вспомнить даты, но потом бросил это занятие.

– То-то гляжу, ты мне кого-то напоминаешь, – протянул он, – а теперь понял, вылитая Лизочка. Ну-ка глянь.

И он вытащил из ящика стола фотографию примерно сороковых годов. На снимке улыбалась пухленькая шатенка. Я походила на нее, как Пизанская башня на Останкинскую телевышку, но Бонифаций еще раз повторил: «Вылитая Лизочка», – и внезапно заплакал.

Остаток дня мы посвятили сборам. Правда, в конце концов выяснилось, что брать с собой нечего. Дедушка был практически голый. В большой чемодан мы бросили кое-какие тряпки, фотографии, документы, гимнастерку с орденами и Библию. Я усадила деда на заднее сиденье, сунула ему на колени Ваську с Крошкой и понеслась в Ложкино.

Время подбиралось к девяти, когда «Рено» влетел во двор и замер у входа. Домашние, предупрежденные по телефону, выскочили из дома. Началась процедура знакомства. Потом Аркашка повел Бонифация в ванную, а Маруська потащила мыться Крошку с Васькой. Наши животные носились кругами вокруг гостей, но последние были слишком слабы, чтобы реагировать на внешние раздражители. Устроили мы Бонифация на первом этаже, в комнате для гостей. Где-то около одиннадцати я заглянула к нему. Старик спал, одетый в Кешину пижаму. Около его кровати на тумбочке лежало два банана и шоколадка. Это, очевидно, приволокла Манюня. Белоснежная расчесанная Крошка мирно сопела на одеяле, рядом дрых Васька. После бани выяснилось, что он вовсе даже не лысый, а серо-голубой, очень симпатичный кот.

Тихо закрыв дверь, я шагнула по коридору в сторону столовой и налетела на Бориса.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты сумасшедшая? – поинтересовался режиссер. – Надо же такое выкинуть! Притащить домой безумного деда!

– Что же, следовало оставить его подыхать с го-лода?

– Ну, всем не поможешь!

Я повернулась и молча пошла к лестнице. Это верно, всем помочь невозможно.

– Вдруг он наврал? – продолжал Борис. – Вдруг у него полно родственников?

– Значит, они потеряли дедушку!

– Но…

– Заткнись, – сказала я, – сделай милость, а? Тебе какое дело? Я привела Бонифация в свой дом.

– И правильно сделала, – сообщила, появляясь на пороге столовой, Ольга, – в конце концов, у нас тьма противных бабушек, но ни одного деда.

– Разве можно так просто взять и увезти человека? – не успокаивался Боря. – Квартира, пенсия…

– Какой ты зануда, – сказала я и побежала наверх.

Снизу донесся Зайкин голос:

– Аркашка все уладит, завтра съездит куда надо и разберется.

Я усмехнулась. Конечно, покоя в нашем доме не найти, Маня с Кешкой ругаются каждый вечер за ужином, а Зайка готова запилить меня до смерти, если учует запах сигарет, но… Но я абсолютно твердо знаю: на мир мы смотрим одними глазами.

Чувствуя огромную усталость, я дошла до своей спальни и принялась дергать дверь, но она не поддавалась. Покрутив в разные стороны ручку, я уже хотела заорать: «Ирка, какой дурак запер комнату», – как до меня дошло, почему сегодняшний день оказался таким длинным. Я же не спала всю ночь, покинув дом через балкон. Значит, моя спальня заперта изнутри!

Крадучись, боясь попасться кому-нибудь на глаза, я вышла на улицу, обежала здание и увидела, что лестницы нет. Задрав голову, я оглядела второй этаж и увидела на балконе Снапа, положившего морду на перильца. Пес, сидевший до сего времени тихо, как мышка, если уместно сравнить почти девяностокилограммового ротвейлера с грызуном, теперь, учуяв меня, неожиданно открыл пасть и разразился нервным, громким лаем.

– Замолчи, – зашипела я, размахивая руками, – немедленно заткнись.

Но Снап не успокаивался. Наш ротвейлер при всей своей могучей и даже страшной внешности на самом деле очень добрый, деликатный, интеллигентный пес. Такое ощущение, что его родители были не злобными, охранными собаками, а профессорами Московского университета. Снап никогда не злится, не заливается лаем, не бросается вам на плечи, стоит хозяину переступить порог. Он как будто понимает, что почти центнер литых мышц запросто собьет с ног даже крепкого Кешу. Снапун терпелив. Когда очередные котята Фифаны и Клеопатры бодро ползают по нему, используя ротвейлера вместо горки, он лежит совершенно неподвижно, хотя у кошачьих детей противные мелкие, царапающие коготочки. Не обращает он внимания и на Жюли, которая готова начать сва’риться по любому поводу. Когда йоркширская терьериха весом в пятьсот граммов и ростом с заварной чайник начинает нападать на Снапуна, яростно лая, наш мальчик просто закрывает глаза и засыпает. Не злится он и на Банди, который частенько утаскивает у «братишки» игрушки: косточки из бычьих жил и резиновую лошадку. Не раздражает его полуслепая и практически глухая Черри, нагло отпихивающая Снапика с теплого местечка возле камина. Обнаглевшая пуделиха просто прикусывает ему ухо, и ротвейлер со вздохом уступает ей лежанку возле огня. Только Хучик способен выбить из равновесия Снапа, но у мопса, вечно ищущего способ обогреться, имеется малоприятная привычка. Стоит Снапу мирно заснуть в укромном уголке, как Хуч приходит и плюхается сверху на ротвейлера, используя того вместо живой, теплой подстилки. Иногда Снапик ловко скидывает мопса, но тот, обиженно сопя, вновь забирается на приятеля. Ладно бы, Хучик ложился на спину, она у Снапа широкая, словно кровать. Нет, мопс влезает ротвейлеру на голову и устраивается между ушами. И только тогда Снап начинает тихо ворчать.

Но сегодня бедняга настрадался по полной программе. Почти сутки не ел, не пил, не гулял… Естественно, по своей привычке он не лаял. Если бы в подобную ситуацию попали другие члены стаи, крик бы стоял еще тот! Но Снап молчал, теперь же, увидав бессовестную хозяйку, запершую его в спальне, не утерпел.

Гав, гав, гав – разносилось в воздухе.

Я растерянно шарила глазами по окрестностям. Ну куда девалась дурацкая лестница! Сейчас все домашние выглянут! И точно! Из соседней комнаты высунулась Маня.

– Мусечка, – заорала по обыкновению дочь, – что случилось?!

– Тише, – взмолилась я.

– Что? Не слышу?! – надрывалась девочка.

– Опять случилась какая-нибудь неприятность? – послышался голос Зайки.

Я только удрученно вздохнула. Все, сейчас начнется. Через пять минут домашние топтались на снегу, задрав голову вверх.

– Значит, говоришь, ушла утром, закрыв комнату и не заметив там Снапа? – протянул Кеша.

Я кивнула.

– Но ты же никогда не запираешь спальню, – удивилась Зайка.