Я просил людей о какой-то услуге три раза в жизни. Одному пареньку я как-то сказал: "Мне нужно два коробка спичек из магазина в Кариес [186]". У меня было четыре зажигалки, но я сказал ему это, чтобы доставить ему радость. Он прибежал радостный, запыхавшийся, принес мне эти спички, и усталость восстановила его силы, потому что он вкусил той радости, которая следует за жертвой. А другой в это время сидел на месте и устал от сидения. Люди стремятся ощутить радость, но для того, чтобы пришла радость, человек должен пожертвовать собой. Радость рождается от жертвы. Настоящая радость происходит от любочестия. А если возделано любочестие, то человек празднует, торжествует. Эгоизм, себялюбие - это мучение для человека, он застревает именно на этом.

Как-то раз на Святую Гору приехали два молодых офицера и сказали мне: "Мы хотим стать монахами".
– "А почему вы этого хотите?
– спросил я.
– С какого времени у вас появилось такое желание?" - "А вот, - отвечают, - только что и появилось. Мы приехали на Святую Гору на экскурсию и теперь вот думаем остаться здесь насовсем. Там, в миру, кто его знает - может, еще война начнется!" - "Да у вас, - говорю, - стыда нет! "Может еще война начнется!" Да и как бы вы смогли уйти из армии?" - "Найдем, - отвечают, - какой-нибудь повод". Что они там найдут? Прикинутся душевнобольными или придумают еще что-нибудь… Да что тут говорить, что-нибудь точно найдут… "Если, - сказал я им, - вы идете в монахи с такими побудительными причинами, то уже с самого начала вы потерпели неудачу". А другим людям уже давным-давно ничего не мешает жениться, создать семью. Но они приходят ко мне и говорят: "А зачем я буду жениться? Разве создашь семью и воспитаешь детей в такие трудные времена?" - "Хорошо, - говорю я, - разве во времена гонений жизнь останавливалась? Никто не работал и не женился? Может быть, тебе просто лень создавать семью?" - "Я, - отвечает, - хочу стать монахом".
– "Да ведь причина - твоя лень! Разве из тебя выйдет хороший монах?" Вам это понятно? Если девушка хочет стать монахиней, думая так: "А зачем я буду оставаться в миру, выходить замуж, рожать детей? Морока, беспокойство. Уйду-ка я лучше в монастырь. Буду делать что мне говорят, ответственности никакой, а если меня когда поругают, то я склоню голову пониже. Попробуй-ка, создай свой собственный дом в миру! А в монастыре будет все необходимое, отдельная келья, готовая еда и прочее…" - итак, если девушка думает подобным образом, то пусть знает, что она уже с самого начала потерпела неудачу. Это кажется вам странным? Не удивляйтесь, такие люди действительно есть. Знайте, человек старательный преуспеет везде. Старательный семьянин преуспел бы и в монашестве, а старательный монах - избери он путь семейной жизни - тоже бы преуспел.

Один юноша поступил в монастырь послушником, но от пострига отказывался. "Почему же, сынок, ты уклоняешься от монашества?" - спросил я его. "А потому, - отвечает, - что монашеская скуфья напоминает мне солдатскую каску!" Ты только послушай! Он не хотел становиться монахом, чтобы не носить монашескую скуфейку! Каску она ему напомнила! А он ее хоть когда-нибудь надевал, эту каску? Если и надевал, то всего несколько раз в армии во время учений - да и это-то еще под вопросом! А где ему понюхать пороха на войне! Каску, она ему, видите ли, напомнила! Слышишь, что творится? Но что он забыл в монашестве? Скажи мне, пожалуйста, что за монах выйдет из человека, если он начинает монашескую жизнь таким вот образом? В конце концов этого несчастного где-то постригли в монахи, но толстую скуфью он так и не носил.

А в другой раз ко мне в каливу пришли два молодых человека, и оба с волосами чуть ли не до пояса. Хотел я им подстричь их гривы, но они не дались. Я куда-то спешил, поэтому вести долгие беседы не мог - только угостил их. А во дворе у меня гулял кот. Видит его один из этих длинноволосых и спрашивает: "А можно я кота возьму?" - "Бери", - говорю. Взял он кота и от меня они пошли в Иверский монастырь - час ходу. Полил дождь, но он в обнимку с котом пришел в монастырь, поднялся в архондарик и попросился переночевать. "С котами нельзя", - ответили ему, и тогда он остался сидеть на улице под дождем! Всю ночь! Если бы в армии его отправляли на час в караул, то он бы ответил: "Ой, нет, не могу!" А сидеть всю ночь на улице с котом - пожалуйста, может!…

А еще одного забрали в армию, но он убежал и приехал на Святую Гору. Пришел ко мне в каливу и сказал: "Я хочу стать монахом".
– "Возвращайся, - говорю, - в армию, отслужи свой срок!" - "Армия!" - отвечает он.
– Армия - это тебе не то что родимый дом!" - "Большое, - говорю, - тебе спасибо, голова молодецкая, что ты мне об этом сказал. Вот ведь оно оказывается как! Раньше-то ведь я об этом и не догадывался! Теперь и другим буду об этом говорить!" А родные парня все это время его разыскивали. Через несколько дней он снова пришел ко мне в каливу. Была Фомина неделя, раннее утро. "Ты мне нужен", - говорит. "Что ты хочешь?
– спрашиваю я.
– Ты на литургии где был?" - "Нигде", - отвечает.
– "Сегодня, - говорю, - Фомина неделя, в монастырях служили бдения, а ты никуда не пошел? И хочешь стать монахом! Где же ты проболтался?" - "Я, - говорит, - переночевал в гостинице. Там спокойно, тихо, в монастырях всю ночь такой гвалт!" - "Ну и что же, - спрашиваю, - ты теперь намерен делать?" - "Я, - говорит, - думаю податься на Синай, потому что стремлюсь к жесткой, суровой жизни".
– "А ну-ка, - говорю, - потерпи маленько". Захожу в келью, беру пасхальный кулич, который кто-то мне принес, и опять выхожу к нему. "Вот, - говорю, - держи! Этот кулич очень мягкий, как раз для жесткой, суровой жизни, к которой ты так стремишься. Бери и уходи!" Такова-то нынешняя молодежь. Сами не знают, чего хотят. Не могут вытерпеть ни малейшего стеснения. Как же после этого они смогут пожертвовать собой?

Я помню, в армии, если возникала необходимость идти на какое-то опасное задание, только и слышалось: "Господин командир, я пойду вместо него! Ведь он человек семейный - если его убьют, то дети останутся на улице!" Солдаты просили у командира пойти вместо кого-то другого на опасное задание, на передовую. Они радовались оттого, что убьют их, но останется жив какой-нибудь глава семейства и его дети не осиротеют. А сейчас? Разве встретишь где-нибудь, чтобы человек шел на такую жертву? Если и встретишь, то крайне редко. Помню, как-то раз мы остались без воды. Командир нашел по карте место неподалеку, где была вода. Но там засели мятежники. Тогда он говорит: "Есть тут неподалеку вода, но идти очень опасно и света зажигать нельзя. Кто возьмется сходить и наполнить несколько фляг?" Подскакивает один солдат: "Я пойду, господин командир!", подскакивает другой: "Я!", за ним - третий. То есть вызвались пойти все! На дворе тьма-тьмущая, без света страшно, аж мороз по коже продирает. Командир растерялся даже: "Вы ведь не можете пойти все!" Я хочу сказать, что о себе не думал никто. Ни один из нас не попытался найти какую-нибудь отговорку, например: "Господин командир, у меня болит нога", или "у меня болит голова", или "я устал". Мы все хотели пойти за водой, а на то, что наша жизнь подвергалась опасности, мы внимания не обращали.

Нынешний дух - дух теплохладности. Мужество, жертвенность совершенно отсутствуют. Нынешней ущербной логикой люди все перевели в другую систему измерений. И видишь оно как: раньше люди шли в армию добровольцами, а сейчас, не желая служить, достают себе справку, что они психически больные. Прикладывают все силы к тому, чтобы не идти в армию. Разве раньше было хоть что-то подобное? У нас в армии был один лейтенантик, всего двадцати трех лет от роду, но какой же он был молодчина! Однажды ему позвонил его отец, отставной офицер, и сказал, что намерен попросить кого-то, чтобы с передовой этого парня перевели в тыл. Ох, как же раскричался лейтенант, когда тот ему об этом сказал! "Как же тебе не стыдно, отец, говорить такое? Это трутни отсиживаются в тылу!" В этом человеке была искренность, честность и отвага настолько исключительная, что она даже переходила границы - он бежал в атаку впереди других. Вся его шинель была насквозь изрешечена пулями, но несмотря на это он остался в живых. А увольняясь в запас, он взял эту шинель с собой, на память.

Я заметил, что нынешние дети, особенно те, кто потом идут в университеты, портятся уже в родительском доме. Будучи вначале хорошими детьми, они впоследствии делаются ни на что не годными. Они ни о чем не задумываются, у них есть какое-то бесчувствие. Их губят, портят их же родители, которые сами пережили трудные годы и теперь хотят, чтобы их дети не испытывали лишений ни в чем. Родители не возделывают в детях любочестия, чтобы те радовались от лишений. Понятно, что все это родители делают с добрым помыслом. Да, подвергать детей бессмысленным лишениям - это варварство. Но помочь детям приобрести монашескую совесть - чтобы они потом сами радовались, испытывая какие-то лишения, - это очень хорошее дело. Тогда как сейчас своей добротой, своей нерассудительной добротой, родители сами доводят детишек до отупения. Родители все приносят своим детям на блюдечке, прямо в руки, даже воду подают. Они приучают их к этому. Они делают это для того, чтобы дети готовили уроки и ни на что не отвлекались, но таким образом делают их ни на что не годными - и мальчиков, и девочек. Потому что потом дети хотят подучать все готовым на блюдечке постоянно, а не только тогда, когда они занимаются уроками. А начинается это зло с мам: "Учи, сыночек, учи! А я тебе принесу носочки, я тебе помою ножки! Скушай сладенькое, попей кофеечек!" Дети не трудятся и потому не понимают, насколько устала их мать, которая их обслуживает. А потом начинается: одноразовые тарелки, одноразовая одежда, [пиццерии, макдональдсы] - завернуть кусок пиццы в бумагу и то не умеют! И так дети становятся совершенно ни на что не годными людьми. Потом им и сама жизнь в тягость. Шнурок развязался: "Мама, завяжи мне шнурок!" А пока мама им его не завяжет, чадо будет ходить с развязанным шнурком и на него наступать. Какого преуспеяния можно ждать от таких детей? Они непригодны ни для семейной, ни для монашеской жизни. Поэтому я советую матерям: "Не разрешайте детям читать целыми днями. Ведь они все читают и читают и заморочивают себе голову. Пусть они делают перерывы в чтении на пятнадцать минут, на полчаса - и выполняют какие-то работы по дому. Так их голова будет хоть немножко развеиваться, приходить в нормальное состояние".