– Благодарю вас, – с неописуемым облегчением произнес Ганзи и одарил монарха Ортана таким глубоким поклоном, какого тот в жизни не получал от своих придворных. – Позвольте откланяться и…

– Задержитесь на минутку, господин Ганзи, – попросил король. – Я хотел сказать вам пару слов… Не для господина Дорса, а для вас лично.

– Почтительнейше внимаю, – снова занервничал несчастный.

– Позвольте поинтересоваться, почему для столь опасной миссии выбрали вас? Вы чем-то прогневили босса, или он просто не сознает, насколько она в действительности опасна?

– Полагаю, он считает, что мне ничего не грозит, – медленно подбирая слова, чтобы не обидеть собеседника, произнес Ганзи. – Поскольку вы связаны обстоятельствами и не осмелитесь ничего мне сделать…

– Возможно, – философски согласился король и непринужденно откинулся на спинку кресла, по привычке вертя в руках карандаш. – Не очень умно, однако можно допустить и такое. Надеюсь, сами вы понимаете, что обстоятельства имеют свойство меняться, и если в настоящий момент они действительно гарантируют вам безопасность, то в другой раз все может сложиться иначе?

– Это угроза?

– Это совет. Я все же осмелюсь дать вам его, ибо лично к вам питаю заслуженное уважение и некоторую симпатию, каковых не испытываю к вашему боссу. В следующий раз, когда вам снова поручат посольскую миссию, попытайтесь отказаться со всей убедительностью, на какую только способны. И если босс останется глух к вашей просьбе, сделайте из этого выводы. Вы ведь понимаете, что мое терпение, равно как и моя привязанность к другу, имеют свои границы. Жадность же господина Дорса таковых не имеет, и рано или поздно конфликт дойдет до критической точки. Самое смешное, что даже я сам не берусь определить, чем могу пожертвовать ради друга, а чем нет, и когда этот момент все же наступит… Знаете, говорят, я в гневе страшен. Но это мелочи по сравнению с тем, насколько я непредсказуем в горе.

– Благодарю вас за совет, – снова поклонился Ганзи. – У вас есть еще вопросы?

– Пожалуй, единственный. Могу я поинтересоваться вашей родословной?

– Зачем? – вдруг напрягся посланник. Бедняга решил, наверное, что в свете последних высказываний короля его родственникам что-то грозит…

– Вы мне неуловимо кого-то напоминаете, и я не могу припомнить, кого именно. Даже не пойму, гнома или человека, – убедительно соврал его величество.

– Я происхожу из клана Шлессельберг, – неохотно сообщил Ганзи. Очень неохотно, видимо, исключительно из боязни навредить родным. – Вряд ли у вас там живут знакомые. Мой отец – честный труженик, всю жизнь занимался художественным литьем, а о матери он ничего мне не рассказывал.

– Совсем ничего?! А другие родственники, соседи? – не унимался Шеллар. – Немыслимое дело – гном заводит роман с человеком, а соседи не сплетничают?

– Представьте себе. Они не имели понятия, что такой роман вообще имел место, пока меня не подбросили. Я удовлетворил ваше любопытство?

– Практически нет, но раз вы все равно ничего не знаете… Сколько вам лет, господин Ганзи?

– Семьдесят пять.

– Мне следовало спросить об этом сразу. Скорее всего, я ошибся. Разве я мог застать в живых кого-либо из ваших предков-людей, если мне всего-то тридцать три… Прошу извинить, что задержал вас. Всего хорошего.

Агента Бранкевича не любили коллеги, знакомые и сотрудники вспомогательных служб. Он имел несколько нехороших привычек: выдавать чужие достижения за свои, прогибаться перед начальством и из всякой ситуации извлекать выгоду, не заботясь, отразится ли это на окружающих. Примерно за то же самое его очень любило начальство. Не то чтобы все, но большая часть. Региональный координатор к этой большей части не относился, отчасти потому, что человек был порядочный, а еще и потому, что его магические способности позволяли в полной мере видеть гнилую сущность человека. Примерно в таком духе высказался дядя Гриша, когда Георгий Бранкевич, в просторечии Жорик, попытался пожаловаться коллегам на то, что шеф его третирует. У Жорика отпала челюсть, а Пол завистливо вздохнул. Такой господин, как дядя Гриша, мог себе позволить обломать коллегу столь беспардонным образом, на что сам Пол в жизни не решился бы. Даже мускулистый Саня материл и проклинал Жорика исключительно за глаза, опасаясь какой-нибудь пакости исподтишка.

– Дядя Гриша, – наконец нашел, что ответить, обиженный Жорик. – Вы просто злитесь из-за того, что проспорили мне десятку. И завидуете, потому что у меня все получается, а вы фигню спороли. Зачем было к Пафнутию убийцу подсылать?

– Это не я, – проворчал дядя Гриша.

– А кто? Лисавета вышла из-под контроля?

– Не знаю. Лисавета злюка и зараза, но она не дура. А ты, парень, именно то, что я сказал. Когда тебе Пол поведал, что ему поручили руководить украшением королевского тронного зала, ты ему ничего не сказал, промолчал в тряпочку, а потом Главному свою идею выложил таким образом, что получилось, будто Пол дурак и бездельник, а ты один печешься о деле.