– А у меня для тебя такие новости! – возбужденно сказала Анюта, отталкивая его лицо. – Ну перестань! Ты колючий! Ну дай сказать-то!

– Что? – он неохотно отодвинулся. Глаза стали обиженными.

– Я ведь брата Ледовских нашла! И разговаривала с ним!

Левицкий мрачно посмотрел на нее. Анютина активность стала его раздражать. Впрочем, сегодня его раздражало все.

– Это просто умопомрачительно – то, что я узнала! Письма с угрозами писала эта самая Ольга! Слова о змее означают браслет! И еще! На эту Ольгу кто-то мог собирать компромат! Для того чтобы завладеть деньгами! Какими – я пока не выяснила. Вот!

– Знаешь, – сказал Левицкий, – если бы такое возбуждение я наблюдал в минуты нашей интимной близости, то счастливее меня не было бы человека. Твоя энергия идет не по тому руслу… Как это называется у психологов? Сублимация?

Разве плохо, когда человек чем-то увлечен? – обиженно спросила она. – Почему, вообще, увлеченность стала считаться дурным тоном? Вот и у меня на работе так же: начинаю спорить об абортах, все говорят: «Ну что ты горячишься?»

А зачем ты споришь об абортах? – подозрительно спросил он. – Что тут спорить-то? Никаких абортов! Ты от меня ничего не скрываешь?

– Ой, ну перестань! – Анюта зло отпихнула его руку. – Эта тему я принимаю близко к сердцу. Как тысячи других тем! Терроризма, например, смены правительства! Почему я не имею права говорить об этом увлеченно? Мне говорят, что это провинциальное качество. Что надо обо всем говорить с усмешкой и бесстрастно. Почему?!

– Со мной можешь говорить страстно. Особенно в постели. Я разрешаю.

– Спасибо! Ты хочешь сказать, что в моментах нашей интимной близости тебя что-то не устраивает?

– В общем-то, да… – немного поразмышляв, согласился он. – Меня не устраивает их маленькое количество. И еще то, что от них не рождаются дети.

– Ишь ты! – удивилась Анюта, внимательно глядя на него. – Какое у тебя сегодня настроение… Лирическое…

– Ты прости, – Левицкий огорченно взял ее за руку. – Я сегодня такой раздраженный… Ничего не клеится.

– Ну, так я о том же! Я раздобыла тебе потрясающие факты! После них все склеится!

– А тебе не показалось, что этот Григорий Ледовских – обыкновенный болтун? На каждый вопрос у него есть ответ. По-моему, правдив он был как раз на допросе у следователя. И только!

– Не понимаю! – она огорченно всплеснула руками. – Что за упрямство! Ты не принимаешь раздобытые мною факты только потому, что они раздобыты мною! Мною! Человеком, который не имеет никаких причин лгать тебе!

– Все не так! – он мягко улыбнулся, погладил ее по плечу. – Я не принимаю раздобытые тобой факты только потому, что ты не профессионал. Ты не можешь уловить суть этого расследования.

– И в чем она?

– А в том, что по отдельности каждый из этих шести случаев может иметь очень убедительные объяснения. У профессора Мордовских есть сын, который мечтает разменять родительскую квартиру. Этот сын пьет, увлекается сектами и знает историю алхимии. У Балитоевой есть ревнивый муж, с которым она была вынуждена развестись. Этот тип вообще мог написать все что угодно, поскольку он неадекватен. Александров – глава комиссии по земельному законодательству. От его подписи зависят миллионные дела. Его пытаются подкупить, запугать, он уверен, что и жену сбили не случайно. Есть еще Катаев, умирающий от лейкемии. В прошлом бандит. Надо полагать, у него много врагов. Когда он узнал о письме, то сказал жене, что за все уже расплатился. Мы еще не проверяли старуху Полятыкину, умершую от сердечной недостаточности, но я не удивлюсь, если узнаю, что ее квартиру унаследовал какой-нибудь неприятный тип. Может, даже разводящий змей на продажу.

– Такой шорох из-за квартиры!

– Квартира Полятыкиной стоит не меньше ста тысяч долларов! Анюта, у нас убивают за сто долларов! Ты страшно далека от народа, как я погляжу.

– Да! Почти олигарх!

Он засмеялся.

– Теперь твой Ледовских…

– Он такой же мой, как и твой!

– Теперь наш Ледовских. Были и у него свои секреты. Имелись какие-то деньги, может быть, предметы искусства, иконы. Может быть, кто-то его ограбил. Мы теперь уже не узнаем, в чем там было дело, поскольку он не заявил в милицию. Отдельный вопрос – почему. Возможно, была какая-то женщина, которую теперь его брат может обвинять в чем угодно. Но для меня она ничем не отличается от бешеного Артура или сектанта Мордовских. Нет, здесь какая-то другая вещь запрятана…

«Письмо – часть какого-то плана, – вспомнила она слова убитого художника, процитированные его братом. – Он считал, что так готовят чью-то смерть…»

– Тебе не приходило в голову, – сказала Анюта вслух, – что вся эта история – такая куча-мала? В ней спрятано что-то. И спрятано очень хитро.

Левицкий еле заметно поморщился. Их машина по-прежнему стояла у самой проходной. Почти все сотрудники уже прошли мимо, делая вид, что не смотрят в его сторону. Теперь из огромных резных дверей вышел сам генерал. Лицо у него было недовольное. «Иди к черту!» – мысленно сказал генералу Левицкий. Анюта осторожно пихнула его в плечо.

– Хочешь, отъедем?

Лицо полковника, как она и ожидала, стало высокомерным и упрямым.

– Вот еще! Время до фильма есть?

– Есть.

– Тогда я объясню. Чтобы ты не упрекала потом, что я с тобой не разговариваю на серьезные темы… Все начинающие детективы очень любят такого писателя как Честертон. Это он занимался интеллектуальными играми на подобные сюжеты. Это у него, чтобы спрятать срубленное дерево, рубится целый лес.

– Он, кажется, был не так прост, этот Честертон, – заметила Анюта. – И на досуге подрабатывал философом. Может, его интеллектуальные игры не так наивны, как ты пытаешься представить?