То, что у брата убитого Ледовских, по словам тощей и толстой, появились немалые деньги, было плохим признаком. Ведь художник мог не заявить в милицию и по другой причине. Григорий был его единственным родственником. А Игорь Ледовских, судя по рассказам, был не только добрым, но и мудрым. Его решение разобраться самостоятельно, не выносить сор из избы, дать брату шанс – это взвешенное и логичное решение.

Оно могло стоить ему жизни.

«Гришу видели в это время в электричке… – Анюта остановилась на секунду, чтобы не отвлекаться от мыслей. – Он прямо готовил себе алиби! А мог ли он нанять людей, чтобы они убили брата? С тремя-то миллионами? Запросто!»

Она еще раз мысленно назвала сумму. Нет, все-таки она нереальная! Это, конечно, хорошо: квартира, «ауди», новый мобильный, но три миллиона долларов – цифра из другой оперы! Откуда художник мог ее взять?! Как ее можно было хранить в ящике стола?! Может, она была в другом виде? Например, в виде картины? Лежал такой вот холст, найденный в какой-то старой церкви… Так-так-так… Уже горячее… Художник Ледовских примерно оценил его в такую сумму, рассказал о нем брату, тот его украл, заказал убийство, а потом продал по дешевке первому попавшемуся скупщику… А что? Очень даже убедительно!

Анюта гордо огляделась по сторонам и тут же увидела Григория Ледовских. Он шел немного впереди нее и весело насвистывал. Настроение у брата художника было настолько хорошее, что он даже вертел что-то на пальце. Анюта пригляделась: это был темный брелок электронного ключа от машины – похожий на ее собственный. Она осмотрела двор. Да, вот и «ауди». Хорошая машина. Тысяч восемнадцать. Ледовских, видимо, только что из нее вышел. Если бы Анюта появилась из-за угла чуть пораньше, он бы ее непременно заметил…

Ледовских подошел к подъезду и оглянулся на машину – чтобы полюбоваться. Увы. Обзор ему закрыла Анюта.

В первую секунду лицо Григория побелело. Было видно, что он испугался. Губы запрыгали, брелок соскользнул с пальца и упал в снег. Он даже не нагнулся, чтобы поднять его. Потом лоб пошел морщинами, глаза сузились, рот искривился. Анюта увидела, как по виску сползает капелька пота.

– Ты что здесь делаешь? – спросил он, повышая голос от баса до визга. – Ты за мной следишь?!

– Надо поговорить! – Анюта подошла вплотную.

– Ты как мой адрес узнала?! Да я тебе сейчас в морду дам!

– Я при исполнении!

– А мне плевать!

– Да ну?.. Ты машину купил, что ли? На какие, интересно, деньги?

– На стипендию!

– Так тебя же отчислили!

– А тебе какое дело? – Он быстро посмотрел по сторонам – ей показалось, что испуганно. – Слушай, ты иди подобру-поздорову!

– Гриша, – ее голос стал ласковым, – а не могло быть так: ты ограбил брата, а потом убил его?

– Не могло! У меня есть алиби. Его проверили сорок раз! Ты должна знать, если… Если ты из милиции, – он вдруг криво усмехнулся. – Но ты ведь не из милиции!

«Он звонил в УВД, чтобы проверить меня? – подумала Анюта. – Какой нахал! Если он виновен, то это просто верх наглости! Какая-то здесь неувязка… Он должен затаиться и не нарываться, если, конечно, виновен… А если невиновен? Но откуда тогда машина?!»

– Я из спецслужб, – спокойно сказала она. – Ты, может, не понял, что серийная рассылка писем проходит по статье «Терроризм».

– Ты из федерации сказочников, – покивал он. Тон снова стал наглым, но в глазах по-прежнему плескался страх. Даже не страх – ужас видела Анюта под ресницами студента. Он снова посмотрел по сторонам. – Уходи! Это мое последнее предупреждение!

– Я знаю, кто такая Ольга! – сказала она. – И я все-таки раскрою это дело!

– Да-да! Это свойственно людям твоей профессии! – ответил он почти с отчаяньем. – Поэтому они и гибнут чаще остальных! Вы вечно лезете, куда не просят! Ты полная дура! Ты ничего не поняла! Все твои действия приближают не раскрытие этого дела, а твою собственную смерть! Ты идешь в противоположном направлении, но именно поэтому не оставляешь мне шанса! Забудь, идиотка! Если ты не станешь вмешиваться, смерти прекратятся! Не нарывайся!

– В каком виде были эти деньги? – спросила она, словно и не слышала его причитаний. – Эти три миллиона, как они хранились в ящике стола? Это была картина? Драгоценность? Браслет? – От мгновенной догадки по коже поползли мурашки.

Ледовских вдруг замолчал, опустил глаза. Потом он наклонился, поднял свой брелок. Выпрямился. Теперь его взгляд был печальным.

– Интерес к этому вопросу – самое неправильное, что ты могла продемонстрировать, – сказал он сквозь зубы. – Все, кто задает его – обречены. Я тебя предупреждал.