— Давно ли ты стал идеалистом? Или это влияние старушки-Москвы?

— Тут ни причем идеальничанье, — тут просто вопрос чести: она на содержании у моего старинного друга и поверенного Гиршфельда.

Князь Владимир пустился в восторженное описание личности, ума, таланта и умения жить своего бывшего учителя и попечителя, а теперь постоянного поверенного.

— Он старательно скрывает эту связь даже от меня, но я не дурак: догадался, и не желая огорчать его, ограничился обыкновенною любезностью с предметом его сердца. Но что за женщина, что за женщина. Уж сумел выбрать! Молодец!..

— Кто же она такая?

— Актриса, талант, грация, красота!.. Она играет первые роди в театре Львенко… Вся Москва сходит с ума, толпа поклонников, но она со всеми ровна: ни малейшего предпочтения, и все довольны. С моим другом Николаем Леопольдовичем она даже холоднее, чем с другими, — вот почему я и догадался о их близости. Я знаю женщин, mon cher. Газеты превозносят ее до небес… Да неужели ты не читал?

— А ты читал? — усмехнулся Виктор.

— В Москве!.. Даже с жадностью пробегал театральные рецензии.

— Ну, а ведь я не влюблен в эту актрису; как ее фамилия?

— Александра Яковлевна Пальм-Швейцарская.

— Александра Яковлевна… — прошептал смущенный Виктор.

Он ощутил сердцебиение и побледнел.

«Не может быть!.. Одно и тоже имя и отчество!..» — подумал он про себя.

— Что с тобой? Ты ее знаешь?

— Ровно ничего!.. Я о ней не имею ни малейшего понятия!

— За этот подвиг чести, вполне приличествующий мне, как «рыцарю без страха и упрека», меня, впрочем, утешила одна из ее товарок, драматическая актриса Соня Волина, толстейшая бабенка с миниатюрной, прехорошенькой головкой, — веселое, беззаботное созданье. Для меня она даже изменила — конечно, временно — своему постоянному обожателю, богачу-рыбнику из Охотного ряда…

Владимир захохотал.

— И от нее не пахло рыбой? — со смехом спросил Виктор.

— Один Chypre, чистейший Chypre! — отвечал с комическою важностью Шестов.

Разговор затем перешел на другие темы, и приятели, условившись как провести вечер, расстались.

Прошло около месяца, а Виктор Гарин почему-то никак не мог отделаться от так поразившего его рокового совпадения имени и отчества восхитившей его друга московской актрисы и предмета любви его ранней молодости. Нет, нет, да и приходило ему на память это совпадение. Кровь бросалась ему в голову.

«Неужели это она? Актриса и содержанка… Не может быть!» — гнал он от себя эту мысль.

Несколько раз, как бы вскользь, расспрашивал он о ней у Владимира, и описываемый последним портрет московской знаменитости оказывался схожим с покинутой Виктором девушкой. Ее прошлого не знал и Шестов. Он был всего один раз у матери, когда Гаринова служила у нее в камеристках, и не обратил на нее внимания; В Шестове, во время похорон княгини, он тоже почти не заметил ее. Гиршфельд ни словом не обмолвился о прошлом Александры Яковлевны, да и сам он знал это прошлое, как нам известно, лишь в общих чертах, по рассказу баронессы Фальк. Щемящий душу князя Виктора вопрос оставался, таким образом, открытым.

— Да чего ты ко мне пристал с ней? Если хочешь, поедем в Москву — познакомлю! — заметил Владимир раз своему другу, когда тот перевел разговор на Пальм-Швейцарскую.

Князь Шестов уже почти позабыл предмет своего московского восторга и был всецело занять в это время ни на шаг не подвигавшимся покорением сердца неприступной княжны Анны.

— Отлично, поедем! — ухватился за эту мысль Гарин. — Ведь я, относительно Гиршфельда, не нахожусь в твоем положении, и могу покойно постараться украсить его рогами. Не так ли?

— Конечно! — сквозь зубы процедил Владимир, которому надоели эти разговоры.

Хлопоты о кратковременном отпуске не заняли много времени, и через неделю оба друга уже катили с курьерским поездом в Белокаменную.

Стоял конец ноября. Театральный сезон был в полном разгаре. Познакомив своего друга Гарина с Гиршфельдом и, вспрыснув приезд в Москву и это знакомство шампанским за прекрасным обедом в ресторане «Эрмитаж», князь Владимир повез Виктора вечером на Тверскую улицу, в театр, распорядившись еще во время обеда послать за двумя креслами первого ряда. Театр был, по обыкновению, набит битком. Главной пьесой шла комедия «На хуторе», в котором Пальм-Швейцарская пленяла даже своих хулителей изяществом, грацией и пикантностью, особенно на сцене в саду, качаясь в гамаке.

При первом появлении ее на сцене, князь Виктор вздрогнул — по его телу как будто пробежала электрическая искра. Что-то знакомое мелькнуло ему во всей изящной фигуре красавицы-актрисы. Нельзя сказать, чтобы он совершенно не узнал в ней Александру Яковлевну Гаринову; время — более трех лет — и костюмы изменили ее почти до неузнаваемости: она пополнела, похорошела и даже как будто выросла, так что хотя Виктор, увидав ее, с первого разу мысленно воскликнул:

«Да ведь это она!» — но тотчас же прогнал снова от себя эту мысль: