«Надо будет проследить за ними. Я, быть может, ошибаюсь!» — старалась разуверить себя княжна.

«Неужели он сказал правду?»

Княжна Лида всю ночь не сомкнула глаз.

Долго не спала в своей комнате и княжна Маргарита Дмитриевна. Гиршфельд в этот же вечер успел шепнуть ей, что дело им сделано, что впечатление произведено.

Надо было придумать дальнейшую программу действий.

«А если она пропустила его слова мимо ушей, если по-прежнему она будет на все глядеть теми же невинными глазами?» — со злобой думала княжна.

«Тогда надо будет приняться за дело самой».

С этой мыслью Маргарита Дмитриевна заснула.

Великолепная пара серых в яблоках рысаков, запряженных в роскошные американские сани, с медвежьей полостью, еще стояла у подъезда дома, где жили Шестовы. Зазябшие лошади нетерпеливо били копытами мерзлый снег мостовой. Видный кучер, сидя на козлах, зорко следил за ними, крепко держа в руках вожжи. Это были лошади Гиршфельда.

Он еще не уехал и был на половине княгини Зинаиды Павловны. Развалившись на одной из кушеток ее будуара, ов вел с ней, сидевшей на софе, деловой разговор.

— Я должен тебе заметить, что при такой жизни, которую ведешь ты с твоими племянницами, процентов ни с твоего капитала, ни с капиталов княжны Лиды, не говоря уже о грошах, принадлежащих княжие Маргарите, не хватит. Придется проживать твой и княжны Лиды капитал, что было бы нежелательно, а относительно капитала, завещанного последней, даже неудобно — в нем может через несколько месяцев потребовать от тебя отчета Шатов.

— Неужели мы так много проживаем? — беспокойным тоном спросила княгиня.

— И теперь не мало, а по истечении траура будет еще больше, а к тому времени двести тысяч перейдут в семейство Шатовых, — отвечал Гиршфельд.

— Но я не вижу в чем же сокращать расходы; я трачу только на необходимое, не жить же мне по-мещански; у нас такой большой круг знакомства, который со дня на день увеличивается.

— Я и не говорю об ограничении расходов, я желал бы даже, чтобы ты себе не отказывала в безумных прихотях. Я готов отказаться от моего жалованья.

— Ты готов даже стеснять себя для меня, мой милый! — нежно вставила княгиня.

— Разве ты имеешь данные в этом сомневаться? — спросил Николай Леопольдович.

Княгиня, вместо ответа, с легкостью молоденькой девушки, соскочила с софы, подбежала к Гиршфельду и зажала ему рот крепким поцелуем.

— Не шали, садись и слушай! — тоном нежного упрека начал снова Николай Леопольдович, освободившись от ее порывистых объятий.

Зинаида Павловна возвратилась на место с наивным видом провинившейся школьницы.

— Я слушаю! — покорно сказала она.

— Необходимо, по моему мнению, увеличить твои доходы.

— Как же это сделать?

— Очень просто. Надо обойти нелепый пункт завещания твоего безумного мужа, по которому миллионный капитал, завещанный твоему сыну, все доходы как с него, так и с имений, кроме Шестова, должны храниться в государственных бумагах, приносящих обыкновенно ничтожные проценты. Я полагаю, что князь Владимир, достигнув совершеннолетия, ничуть не будет s претензии, если даже узнает, получив свои капиталы и доходы в целости, что ты употребила на себя лишние проценты, полученные от умелого помещения этого громадного капитала в другие гарантированные правительством бумаги. Моя обязанность будет следить за состоянием биржи, и я буду тогда вполне заслуженно получать мое жалованье.

— Но ты говорил о каких-то отчетах дворянской опеке, будет ли это удобно?

— Пустяки, я еще не будучи в Т. все устроил. Весь капитал в наших руках, доходы, обращенные в государственные бумаги, тоже будет оставаться у нас; все подписанные тобою отчеты будут утверждаться. Это, конечно, будет стоить денег, но сравнительно очень ничтожных.

— Так зачем же стало дело?

— За твоим согласием, моя дорогая.

Княгиня снова перепорхнула к Гиршфельду на кушетку.

— И ты в нем сомневался, когда я сама вся твоя! — обняла она его.

— Ты — да, но я не хочу считать моими твои деньги — это испортило бы всю иллюзию нашей любви. В денежных, всегда щекотливых, вопросах я очень щепетилен. Ты знаешь русскую пословицу: «дружба дружбой, а деньгам счет». Вот почему я беру с тебя всегда расписки в получении от меня сумм — аккуратность прежде всего… — поцеловал ее в свою очередь Николай Леопольдович.

— Милый, хороший, честный! — разнежилась княгиня.

— Однако, мне пора, завтра рано вставать… — взглянул на часы Гиршфельд.