Я отпускаю бритву. Она раскачивается на проводе у стены, до странности напоминая Электру.

– Боже, – стонет Эмильена, падая на колени ванны. – Что случилось? Если тебе было плохо, почему ты не сказал об этом раньше? Почему ты меня так ненавидишь?

Ответ настолько банален, что я молчу. Впрочем, возможно, я уже не тот безвольный влюбленная дурак, каким всегда был. Однако я до странности взволнован, видя, как она растеряна.

– Я очень зол на себя, если разочаровал тебя, – произношу я, почти не шипя.- А теперь хочу, чтобы ты оставила меня. Завтра предстоит тяжелый день. И тебе, и мне.

Самое странное в том, что мы не меняем привычек. Мы спим рядом друг с другом, как все или почти все ночи последние десять лет.

Среди ночи я вдруг просыпаюсь. Я вдруг прозрел. Думал, что она дорожит мною, когда с ужасом вскрикнула, увидев, как я готовлюсь бросить бритву в воду. Невероятная ошибка в суждении. Не мысль о моей смерти ужаснула ее, а мысль с оказаться в тюрьме.

Почти всё утро посвящаю изучению плана дома обвиняемого от подвала до чердака, не забыв и об огромном саде.

Если обыск ничего не даст, приступлю к точному воспроизведению обстоятельств убийства, но прежде всего хочу набрать побольше козырей, чтобы отбросить недоговорки, ложь и выпады обвиняемого. Хоть я и стал убийцей, но не перестал быть следователем.

Мадам Жильбер горит бульшим желанием, чем я, посетить дом обвиняемого. Её толкает не патологическое любопытство – уверен в этом. Она, как и я, ненавидит кровь и насилие. Тогда почему? Она чувствует, что следствие подходит к решающей точке.

Сразу после полудня меня вызывает прокурор.

– Брийар только что сообщил мне результат вскрытия, – говорит он, – и мне хотелось – с его согласия – ознакомить вас с ним.

– Доклад окончательный?

– Да, почти окончательный. По всему, похоже, речь действительно идет о самоубийстве.

– Есть что-нибудь подозрительное?

– Нет, ничего, кроме этого синяка… Шея немного поцарапана.

– Она пыталась освободиться от петли?

– Да, но вы же знаете, это ничего не значит. Рефлекторный акт. Кстати, он только подтверждает предположение о самоубийстве. Если она оцарапала себя, значит, руки у нее были свободны, и она находилась в сознании в момент, когда оказалась… подвешенной.

– Справедливо. Значит, самоубийство. Это успокоит жену.

– Ладно, дружище, – говорит он, похлопывая меня по руке и плечу и провожая до двери кабинета. – Ну ладно, позвольте сказать, что я восхищен вашим… хладнокровием.

– В наши времена общего падения нравов тот факт, что замужняя женщина имеет любовников, не обязательно доказывает, что она убийца, – отвечаю я, глядя ему прямо в глаза.

Он скромно краснеет.

– Я не заставлял вас это говорить, не заставлял.

Вторая половина дня тянется как резина. Я занимаюсь мелкими делами, привожу все в порядок, допрашиваю мошенника, болтаю в коридоре, готовлю новый допрос обвиняемого – подготовка сведена до минимума, поскольку мне неизвестен результат обыска.

Возвращаюсь домой, так и не дождавшись звонка полицейских. Эмильена сидит дома вместе с Эдуардо.

Вид у них обоих далеко не веселый. Отлично их понимаю. Радоваться нечему – Эмильене, возможно, предъявят обвинение, а голландец сидит под стражей. К тому же их мучит смерть Электры, ведьмы их крохотного мирка.

– Я принес вам утешительные вести, – произношу я.

Эмильена розовеет и вскакивает, лицо и тело у неё подрагивают. Очаровательное и почти девственное видение, напоминающее мне о прошлых днях. Скорчившийся в углу софы Эдуардо приподнимает тяжелые веки. И я снова не могу не удивиться: неужели Эмильена переспала с этим!

– То, что я скажу, пока еще секрет. Надеюсь на вас, никому ничего не говорите до официального сообщения. Согласно докладу медэксперта сомнений в самоубийстве бедняги Электры нет. Вашего клиента вскоре освободят, а следователь закроет дело по отсутствию состава преступления.

Эдуардо возвращается к жизни. Может, он надеется продать миллиардеру очередную гнусность. Я бы на его месте особых иллюзий не питал.

– Я устал, – говорю я.-Долгий день. Пойду приму ванну.

Я бросаю красноречивый взгляд на дверь. Эдуардо ничего не замечает – он снова во власти надежд. Мне не хочется быть грубым, но терпению моему пришел конец. Эмильена обрела сверхчувствительность, понимает мое состояние и выпроваживает карлика без особых церемоний.

– Увижу вас завтра в галерее, Эдуардо, – говорит она, буквально волоча его к двери. – Не волнуйтесь. Всё устроится.

Эмильена является ко мне, когда я уже сижу в воде. Это становится привычкой.

– Мне не очень нравится выражение твоего лица, – сообщает она. – Похоже, ты лопаешься от смеха, зная что-то, что никому не известно.

– Ничего нового, Эмильена. Вот уже долгие годы, как меня одного смешат многие вещи. Просто сейчас ты очень восприимчива к состоянию моего духа.

– Это правда, что мне больше нечего бояться?