Наконец Шадрах оказался у двери Рафты. К этому времени он уже скатился в некое совершенно новое измерение усталости. Ободранные руки, обожженная спина и задетое пулей ухо ужасно саднили, а ноги просто отваливались после изматывающего восхождения. Мужчина дрожал, как бокал из тончайшего хрусталя (такие были у Леди Эллингтон), если стукнуть по нему ложечкой.

Вскарабкаться к рельсам оказалось не труднее, чем добрести по ним до вокзала. Поезда, грохоча, пролетали мимо с пугающей частотой; Шадраху приходилось вжиматься в боковые ниши, чтобы остаться в живых, и потом еще долго трястись всем телом. Поэтому на станции мужчина переждал несколько часов, чтобы перевести дух. При помощи бляхи он даже вытряс из вольного торговца немного еды. Мимо так и шныряли жуткие фигуры, но Шадраху они казались вполне нормальными, почти как люди надземного уровня. Мужчину разбирал смех. То, что для него теперь само собой разумелось, превышало любые человеческие ожидания. Вести о смерти Квина еще не достигли вокзала (или попросту миновали его), поэтому все выглядело по-прежнему.

Немного набравшись сил, Шадрах продолжал прокладывать себе дорогу к жилищу Рафты, уровень за уровнем. Все это время где-то над ним горел непобедимый свет, в лучах которого мужчину ждала Николь. Так он надеялся. Скиталец уже не прятал оружия — наоборот, держал его перед собой. Но даже когда приходилось стрелять, Шадрах ощущал себя перепуганным мальчиком, который жаждет, отчаянно жаждет вырваться на свет.

И вот он добрался — и постучал.

Последовало молчание, потом дверь открылась. На пороге стояла Рафта. Психоведьма уставилась на мужчину с каким-то благоговейным ужасом.

— Она… она еще здесь? — произнес Шадрах.

Рафта нахмурилась.

— Ты пришел как раз вовремя, чтобы снова испортить ей жизнь. Николь в сознании. Она уже ходит.

— Ходит?

— Да, — ответила психоведьма. — Прошу.

И проводила его в приемную. Николь сидела на кушетке и смотрела в пол. Ноги у нее были белыми, как у призрака, но зато целыми. На изможденное лицо ниспадали пряди волос. Рафта одела больную в черные брюки и простую белую рубашку. Сестра Николаса чем-то напоминала новорожденную.

Шадрах покачнулся и чуть не упал, однако нашел в себе силы сесть рядом с ней. Для него наступила минута, от которой зависела вся дальнейшая жизнь. Мужчина не отводил взгляда. Он пил облик своей милой, как жаждущие пьют воду. Шадрах любовался тем, чего не чаял увидеть.

Рафта с непроницаемым выражением лица оставила их наедине.

— Ужасно выглядишь, — сипло сказала Николь. — Как дела?

Мужчина ощупью нашел ее руку и нежно сжал. От одного лишь прикосновения по телу разлилось тепло. Шадрах никак не мог заговорить: незаконченные предложения путались и в голове, и на языке.

— Рафта сказала, — прохрипела Николь, потом откашлялась и начала снова: — Рафта сказала, ты в меня заглядывал. Ты читал мои мысли… был мною.

— «Разве ты меня не почувствовала? — подумал он. — Может, я причинил неудобство?» А вслух произнес:

— Мне показалось… Показалось, так надо, чтобы тебя защитить.

— И что ты там нашел? — Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Красоту. Отвагу. Ум.

— Конечно, и разные гадости.

Мужчина пожал плечами.

— Да нет, ничего такого.

— Но ты увидел, Шадрах. Видел? Теперь ты знаешь?

— Да, — кивнул он.

Признание далось ему с болью, но принесло горьковато-сладкое облегчение.

— Прости, Шадрах. Прости, если я тебя обидела. Рафта сказала, что ты спас мне жизнь. Что я бы умерла без тебя.

— Она преувеличивает, — ответил мужчина.

Перед его мысленным взором вдруг ярко вспыхнул образ любимой, зарытой в кургане из ног. Шадраха передернуло.

— Как ты себя чувствуешь?

Николь два раза моргнула и закрыла глаза.

— Очень устала. Все тело ноет. И пить постоянно хочется.

— Можешь ходить?

— Могу.

— Тогда пойдем. Пора выбираться отсюда. Тебе нужно в больницу.

— Попробую, — проговорила она.

И поднялась вместе с ним, но чуть не рухнула на пол. Мужчина схватил ее обеими руками за плечи. Бывшие влюбленные закачались.

— Полегче, — сказал Шадрах.

Николь обняла его. От ее волос по-прежнему пахло банком органов.

— Не бросай меня, — попросила она.

Мужчина с горечью рассмеялся.

— Не брошу. Не волнуйся, не брошу.

Рафта вернулась, остановилась в дверях. И сверкнула глазами на Шадраха:

— Будь осторожен. Она еще не в себе. Может нести чепуху. Она очень слабая. Не обойдется без твоей заботы. Но через какое-то время полностью оправится.

— Уже ничего не будет так, как раньше, — произнесла Николь.

— Все будет иначе, — кивнул мужчина. — И это тоже неплохо.

Шадрах заплатил психоведьме за труд, Николь попрощалась, и оба пустились в дорогу — искать границу верхнего уровня. Рафта снабдила их картой. Разумеется, не столь прекрасной, как в мире Квина, — обыкновенным клочком бумаги, на коем были нацарапаны линии и слова.