Покой, покой еще более глубокий. Умиротворяющий покой Аравийского моря при юго-западном ветре: ветре таком же устойчивом, как пассат, но более мягком. Столь мягком, что покалеченный «Сюрприз» осмелился воздеть брамсели и даже нижние лисели, ибо поспешать ему нужно было еще сильнее, чем обычно. Припасов осталось так мало, что кают-компания уже несколько недель находилась на общекорабельном рационе: солонине, галетах и сухом горохе, а мичманы сообщали, что в живых не осталось ни одной крысы. Что еще хуже, Стивен и Макалистер вновь столкнулись с проявлениями цинги.

Но тощие годы близились к концу. Первоначально Хэрроуби планировал плыть через пролив Девятого градуса и Лаккадивы, но Хэрроуби был бестолковым, робким навигатором, и, пользуясь своей властью, Джек проложил курс прямо на Бомбей. Они шли на норд-ост-тень-ост так долго, что по счислению «Сюрприз» должен был находиться не далее чем в сотне миль к западу от Западных Гат, словно ковчег, застывших у холмов Пуны. Консультируясь с Пуллингсом, несколько раз перепроверив свои расчеты самостоятельно и с помощью наиболее толковых мичманов, поколдовав над хронометрами и внеся необходимые поправки, Джек окончательно уверился в точности их положения. Морские птицы, туземная лодка вдалеке, купеческое судно, под всеми парусами удравшее от них за горизонт, не пытаясь выяснить, англичане они или французы — первый парус, замеченный ими за четыре месяца — а более всего глубины в одиннадцать саженей и дно из белого песчаного ракушечника, как на Дирекшн-банк, убедили его, что их местоположение — 18°34 северной широты и 72°29 восточной долготы, и что завтра они должны достичь земли. Он стоял на квартердеке, поглядывая то за борт, то на грот-мачту, с которой лучшие глаза и лучшие подзорные трубы фрегата неотрывно смотрели на восток.

Стивен так же безоговорочно и слепо полагался на навигаторские способности Джека, как тот на медицинское всемогущество доктора Мэтьюрина, и будучи потому в неведении о сомнениях, терзавших его друга, сидел на русленях, нагой как Адам, и почти такой же смуглый, и бросал в море кошельковый невод. Руслени — широкие планки, горизонтально выдающиеся вперед вдоль борта корабля и служащие для разведения вант за его ширину, представляли собой исключительно удобное место. Он наслаждался преимуществами солнца, одиночества (поскольку руслени находятся существенно ниже поручней) и моря, плещущегося у него под ногами, иногда нежно касаяющегося его теплым языком, иногда обдавающего приятных душем из брызг, и распевал:

— Asperges me, Domine, hyssopo [36] … конечно, эти качества проявлялись в ней, когда он была бедна и беззащитна. Что меня ждет сейчас? Как, в какую сторону она изменилась? Стоит ли мне искать встречи?… hyssopo et super nivem dealbabor. Asperges me…

Пение прервалось при появлении морской змеи, одной из многих замеченных, но так и не пойманных. Стивен вытравил линь, давая твари возможность заплыть в невод. Но пустой невод не соблазнил змею: едва помедлив, она продолжила свое изящное скольжение.

Сверху и сзади до него доносился голос мистера Герви; обычно вежливый, он гремел от ярости, желая знать, когда эти уборщики доберутся-таки до кормы и этот бардак снова примет облик, предписанный палубе военного корабля. Другой голос, низкий, задумчивый и негромкий, принадлежал Баббингтону. Тот позаимствовал у Стивена словарь хинди, и без устали твердил на чужом языке фразу: «Женщина, ты хочешь лечь со мной?», с нетерпением поглядывая на северо-восток. Как многие моряки, Баббингтон был наделен даром чувствовать землю — землю с тысячами живущих на ней женщин, из которых хотя бы одна может быть согласиться лечь с ним.

— Сегодня не будет орудийных учений, доктор, — произнес Пуллингс, перегибаясь через поручни. — Мы наводим лоск к завтрашнему. Полагаю, мы еще до заката увидим холмы Малабара, а в Бомбее находится адмирал. Перед адмиралом должно предстать во всей красе.

Бомбей… Свежие фрукты для больных; ледяной шербет для всей команды; еда вволю; мраморные дворцы (кто бы сомневался); молчаливые башни парсов; конторы комиссионеров для бывших французских поселений и факторий на Малабарском берегу — резиденция комиссионера мистера Каннинга…

— Какое счастье слышать это, мистер Пуллингс, — вскричал Стивен. — Это, наверное, впервые с самой тридцатой южной параллели, когда мы будем избавлены от этих нечеловеческих… Тише! Не шевелитесь. Поймал! О да, дружище, наконец-то!

Он выбрал линь, и в неводе обнаружилась морская змея: скользкая тварь, иссиня-черная, отливающая на солнце золотом, удивительно красивая.

— Только не трогайте ее, доктор! — завопил Пуллингс. — Это же морская змея.

— Ну разумеется, это морская змея. Именно ее-то я и ловил с самого нашего прихода в эти воды. О, какое великолепное создание!

— Не трогайте ее! — снова закричал Пуллингс. — Она смертельно ядовита. Мне приходилось видеть, как человек умер через двадцать минут…

— Земля! — заголосил впередсмотрящий. — Земля справа по носу.

— Отправляйтесь, с вашего позволения, на грот-мачту, мистер Пуллингс, — сказал Джек, — и доложите об увиденном.

Раздался топот сотен ног — это весь экипаж вперился в горизонт, и «Сюрприз» слегка накренился на штирборт. Стивен держал вытащенный невод на безопасном расстоянии: змея дико извивалась, металась и билась, как порванная струна.