— В Св. Себастьян, — отвечала она, — я там работаю.

— У вас ночная смена? Может, вам лучше сказаться больной, мэм, это…

— Я еду в Св. Себастьян.

Ну, так она и сделала, хотя руки ее дрожали на руле. Она направилась прямо к двери доктора Эрдманна и громко постучала. Вскоре послышалось клацанье его ходунков, дюйм за дюймом приближавшихся к двери, за которой она будет в безопасности.

— Керри?! Что случилось?

— Могу я войти? Пожалуйста! Полиция…

— Полиция? — его голос внезапно стал хриплым. — Какая полиция?

Доктор Эрдманн заглянул за плечо Керри, как будто ожидал увидеть заполняющие холл голубые униформы.

— Где твоя куртка? На улице всего плюс десять.

Она совсем забыла о куртке. И никто ей не напомнил. «Упакуйте в сумку все необходимое», — сказали ей, но никто не вспомнил о куртке. Доктор Эрдманн всегда знал, сколько градусов на дворе и в норме ли атмосферное давление. И тут Керри в первый раз запоздало разразилась рыданиями.

Доктор Эрдманн затащил ее внутрь и усадил на диван. Керри той частью сознания, что сохраняла холодную ясность, отметила мокрое пятно на ковре и сильный запах, как будто это место отдраивали с применением дезинфекционных средств.

— Вы… у вас не найдется выпить? — они и сама не подозревала, что хочет это сказать, пока слова сами собой не сошли с языка. Керри редко пила. Как и Джим.

Джим…

Шерри подкрепил ее. Шерри казался таким цивилизованным напитком, как и аккуратный, миниатюрный стаканчик. Керри расслабилась и рассказала доктору Эрдманну свою историю. Он слушал, ни разу не перебив и не издав ни звука.

— Думаю, я под подозрением, — заключила Керри. — Что ж, конечно. Так оно и есть. Но он просто свалился мертвым, когда мы дрались… а я его даже пальцем не тронула! Я только пыталась защитить голову от ударов и… доктор Эрдманн, что с вами? Вы белый как снег! Простите меня, я не должна была к вам врываться, я…

— Да нет, ты как раз и должна была появиться, — сказал он так хрипло, что она вздрогнула. Но спустя миг попытался улыбнуться. — Конечно, иначе зачем тогда друзья?

Друзья. Но у нее были и другие, молодые друзья. Вернее, подруги. Джоанна, и Кони, и Дженнифер… правда, они уже месяца три как не виделись. А вот про доктора Эрдманна она подумала первым делом. А теперь у него такой вид, что…

— Вам нехорошо? — спросила она. — Что с вами?

— Ничего. Съел во время ланча что-то не то в нашей столовке. Через несколько часов после этого ланча половину обитателей здания стошнило. Эвелину Кренчнотид, и Джину Мартинелли, и Эрин Басс, и Боба Донована, и Эла Космано, и Анну Чернову. И еще многих.

Перечисляя все эти имена, доктор Эрдманн внимательно глядел на Керри, как будто ожидал от нее какой-то реакции. Керри знала некоторых из этих людей, но дело ограничивалось только приветствиями при встрече. В списке ее подопечных был мистер Космано. А доктор Эрдманн выглядел очень странно, она его таким никогда не видела.

— Керри, — спросил он, — когда Джим… упал мертвым? Ты можешь сказать точное время?

— Ну, дайте подумать… Отсюда я ушла в два, заходила в банк да еще останавливалась на заправке, так что это могло быть часа в три или полчетвертого. А что?

Доктор Эрдманн не ответил. Он молчал так долго, что Керри начала испытывать неловкость. Она не должна была сюда приходить и навязывать свое присутствие, наверняка существуют правила, запрещающие сиделкам оставаться в квартирах обитателей, о чем только она думала?..

— Сейчас отыщу для тебя одеяло и подушку, — произнес под конец доктор Эрдманн все тем же голосом, который для Керри звучал очень странно. — Этот диван достаточно удобен.

Невозможно. Просто идиотское совпадение. Совпадение — и ничего больше. Одновременность не есть синоним причинно-следственной связи. Даже самые тупые студенты-физики младших курсов это знают.

В голове Генри звучал голос Ричарда Фейнмана, говорившего о сторонниках теории струн: «Мне не нравится, что они ничего не просчитывают. Мне не нравится, что они не подвергают свои идеи проверке. Мне не нравится, что для любых фактов, расходящихся с экспериментом, они тут же стряпают объяснения… Самый главный принцип в науке — ты не должен дурачить самого себя, а самого себя так легко одурачить».

С Фейнманом Генри встречался на конференции в Калтехе, [9] и тот ему не понравился. Фигляр со всеми своими шутками, барабанами бонго и фокусами по открыванию замков. Недостойно серьезного ученого. Но этот блестящий шут был прав. Генри тоже не нравилась теория струн, и он тоже не любил идеи, которые не обосновывались математически и не подтверждались экспериментально. А уж идея, что он, Генри, каким-то образом ухитрился убить Джима Пелтьера силой мысли, была и вовсе абсурдной.