Вырвавшихся из Белого дома офицеров Аристарх Павлович отвел на аэродром и спрятал в подземном хранилище ГСМ. Там была насосная — приличная комната, которая запиралась тяжелой стальной дверью, способной выдержать ядерный удар, и имела запасной выход — вентиляционную шахту с лестницей-скобами по стене. Наружу она выходила на опушке молодого березника и напоминала старый заброшенный колодец, прикрытый замшелыми досками. Офицеры сами выбрали это помещение, протянули кабель и поставили калорифер. Аристарх Павлович принес им несколько кип пустых мешков, чтобы устроить постели, картошки, моркови и ящик свежих яблок из хранилища. В вентиляционной шахте ночью можно было разжечь костерок и сварить еду. Но самое главное, сегодня он обещал принести пенициллин и разовые шприцы для раненого.

И никак не мог отойти от телефона. Он заказывал гроб, договаривался с водителем грузовика, чтобы съездить в Москву за телом, и одновременно все-таки надеялся, что Екатерина позвонит и скажет — он жив! Я нашла его!.. В воображении Аристарх Павлович как бы продлял жизнь Алеши, и пока видел его живым, теплилась и надежда…

На улице уже смеркалось, а телефон молчал. Валентина Ильинишна приготовила сумку с продуктами и лекарства и порывалась пойти на аэродром сама. Она хорошо знала окрестные леса, потому что каждый год летом прочесывала их в поисках улетевшего и привившегося семени редких пород деревьев из Дендрария, чтобы, заметив место, потом выкопать саженец и вернуть на родину. Она знала и этот заброшенный колодец, в устье которого ждали Аристарха Павловича. Когда совсем стемнело, Аристарх Павлович позвал Олега, не посвященного в тайну, и решил послать вместе с Валентиной Ильинишной.

— Понимаешь, Олег, мы вынуждены прятать троих человек, — начал осторожно он, но Олег перебил:

— Да знаю я, отец…

— Они были вместе с Алешей…

— Знаю.

Нагруженные сумками, они ушли на аэродром, и впервые за свою жизнь Аристарх Павлович остался один во всем доме! Соседи Безручкины, оба оформленные на работу в ерашовское предприятие, уехали в Вологодскую область покупать и вывозить срубы для бань. От тишины в ушах застучала кровь. Хоть бы мышь поскреблась! Он затопил камин, но и огонь не скрасил одиночества и не прибавил уюта. Тогда он тихо запел:

— Гори, гори, моя звезда. Звезда любви, приветная…

Голос зазвучал одиноко и пугливо, как чужой. Аристарх Павлович замолчал и, оставив дверь открытой, чтобы слышать телефон, вышел на крыльцо. Над Дендрарием густо орало воронье, заглушая все на свете и этот нескончаемый многогласный крик казался единственным звуком над всей землей. Он хотел уйти назад, однако вдруг заметил на центральной аллее фигуры, теснящиеся под одним зонтиком. И скорее угадал, кто это.

— Катя! — закричал он и устремился навстречу. — Я же твоего звонка жду! Ну что, что?!

И остановился. Сомкнутые в одну тень фигуры рассыпались, едва только вышли из-под облепленных птицами крон, и Аристарх Павлович узнал Аннушку.

Она бросилась к нему на шею, но не заплакала — замерла на мгновение. Аристарх Павлович проводил взглядом Кольку с Мишкой, спросил тихо:

— Где же вы с Катей-то встретились?

— У Белого дома… Прости, отец, что я так уехала… За мной Кирилл приезжал, — она подняла безнадежно испорченный зонтик.

— Кирилл?! Когда же он приезжал?..

— Ты видел его под моими окнами, — сказала Аннушка. — Это он шляпу потерял… Пойдем домой, все расскажу.

Аристарх Павлович слушал Аннушку и смотрел в огонь. Тепло от пламени напрямую улетало в трубу, и лишь его малая толика, способная согреть лицо и руки, оставалась в комнате, но не могла натопить огромного холодного пространства — отопление еще не включили. И мысли Аристарха Павловича улетали вслед за огнем…

— Я завтра уйду от вас, — Аннушка тянулась к камину — не могла согреться. — Мне жаль расставаться, я привыкла… Но уходить нужно сразу и навсегда, без оглядки.

— Не оставляй Кирилла, — вдруг попросил Аристарх Павлович. — Попробуй перешагнуть через себя.

— Перешагнуть? А во имя чего, отец? — Она отпрянула от огня — обожгла колени. — Сегодня утром попыталась потянуть за собой. Хотела помочь ему очиститься, освободить душу.. А он бежал как последний трус!.. Я уверена, он и от Екатерины сбежит.

— Не стану неволить тебя, — проговорил Аристарх Павлович. — Но пока Кирилл не появится в доме — прошу, не уходи. Хочу сам все увидеть и услышать… Нельзя отгонять его, отвергать… даже если он убил брата.

Аннушка вскочила, замотала головой:

— Не понимаю тебя, Аристарх Павлович…

— Да я бы и сам в другое время не понял, — он усадил Аннушку. — И сам бы проклял и открестился… А теперь думаю: прогоним, отринем его, но прибудет ли мира от нашего праведного гнева? Нет, врага сделаем из него, лютого врага. Как ты думаешь: знай он, что Алеша в Белом доме, стал бы стрелять? Пожалуй, нет… А отторгнем — в следующий раз и это не остановит. Нельзя его отдавать, Аннушка. Сама говоришь, мучается, страдает. Значит, дострелялся, сам в себя попал… Знаешь, ведь кровь ему еще отзовется. Пройдет год, а то и меньше, за этот расстрел кого-то придется наказывать. Кто приказ давал — вывернется, а кто стрелял… Хорошо, если тюрьмой обойдется. Так давай хоть мы его пожалеем.