— Подождите, — окликнула она меня. — Может, я и смогу вам, чем помочь. Есть… Был у нас один шабашник, знаете, это когда…

— Знаю, — улыбнулся я, — что такое шабашник, я знаю.

— Вот и с нами такой жил. Колька Москалев. У него с женой на двоих комната была. А потом, когда ребенок родился, им Степки, покойного, комнату отдали. Ну и очень уж любил он по каждому поводу это, — она выразительно щелкнула себя по кадыку, — как нового человека заприметит, прилипнет, словно банный лист, не отвяжешься: «Выпьем да выпьем». Водопроводчик ли придет, почтальон ли, все едино. Мужиков у нас только двое было — он да еще Михеич, но тот язвенник, нельзя ему. Вот он к этому парнишке и прилип. Все убеждал обмыть размен. Тот по первости упирался, а как дело к концу подходить стало, бумаги уже оформили, квартиры осмотрели, совратил-таки его Колька. Накупили они чего-то там и до утра песни орали. Я когда к ним заглядывала, просила потише себя вести, слышала, как жаловался он Кольке на жизнь. Рассказывал что-то. А больше он ни с кем и не… Поможет вам это?

— Очень поможет. Как раз к этому Мос…

— Москалеву, подсказала она, — его дружки Колька Москаль зовут. Вот к этому Москалю сейчас и пойду.

— А коли не получится чего, так вы ее к нам приводите, не пропадем.

Квартиру Москалевых я отыскал на окраине города, на последнем этаже серой пятиэтажной «хрущевки». Из-за отсутствия лифта подниматься пришлось пешком. Дверь долго не открывали, затем послышались быстрые шаги босых ног и на пороге появился сухощавый мужичонка с непропорционально длинными костлявыми руками, большой лобастой головой и веселыми водянистыми глазками под бесцветными, едва видимыми бровями. Одет он был в синюю, давно не стираную майку и растянутые на коленях шаровары.

— Ко мне?

— Если передо мной Николай Москалев, то к вам.

— Проходите, только осторожненько, не заляпайтесь ремонт у нас. Только недавно квартиру получили, теперь вот обстраиваемся. Проходите на кухню, там почище.

— Спасибо. Собственно, я к вам именно по этому вопросу. Обменно-разъездному. Я офицер уголовного розыска, старший лейтенант Куницын. Ваш тезка, тоже Коля.

— Будем знакомы, — он протянул мне измазанную мелом ладонь, спохватился и, быстро отдернув руку, предложил, присаживайтесь. Вот тут, на табуретку. Я жену с дитем пока К теще отправил, на время ремонта, чтоб краской да лаком не травились… А может, это?. По чуть-чуть?

— Что? Ах, это… Нет, спасибо.

— Да всего-то по пять капель. Чуток? Закуска что надо. Жинка расщедрилась. Ремонт — дело такое, к нему с душой подходить надо, а для души, как водится… Ну, давай, командир, дело к вечеру близится, не узнает начальство. Все, я уже достаю. Не обидь.

— Куда деваться… Только по пять капель.

— Вот это дело, — обрадовался он, стягивая со стола закрывавшую стаканы газету. — Вот это уже разговор.

Из холодильника появилась запечатанная бутылка «Столичной» и квашенная с клюквой капуста. Наполнив стаканы на треть, Москалев протянул один мне:

— За знакомство. Некоторое время мы сидели, молча, отдавая дань, умело заквашенной капусте.

— Жена готовит, — пояснил Москалев, — когда в деревню в Подмосковье ездим. У меня мамка в Мытищах живет. Я сам оттуда. Красивые места.

— Знаю, — согласился я, — бывал там. — Но Москва разрастается, сейчас уже не то, что лет пять назад… Коля, я к тебе вот по какому вопросу. Вашу коммуналку расселял паренек по имени Саша…

— Был такой, точно. Неплохой парень, только… Только не из наших он.

— В каком смысле?

— Ну, это, новое поколение. Хочет много и все сразу, и при этом, чтоб поменьше работать. А так не бывает. Правда, если только честно работать, то тоже мало что получится… А золотой середины нет. Вот взять, к примеру, меня. Я простой мужик, свою копейку своими руками зашибаю, а еще два года назад, на заводе… Ох, лучше не вспоминать! Вот ты многих людей на своей работе видишь, с разными уровнями общаешься. Так скажи мне: будет лучше?

— Не знаю, — честно признался я. — Будет ли лучше, не знаю, но что по-другому будет, это точно. В каждом поколении есть что-то плохое и что-то хорошее, просто в памяти мы держим только хорошее и сравниваем с плохим в настоящем.

— Но раньше я мог прожить на зарплату, а коль повезет, так еще и на телевизор отложить. Не боялся вечером во двор выйти. У меня дочка растет. На себя я уже рукой махнул, виллы и яхты мне не светят, спиваюсь потихоньку, а вот за нее страшно. Вырастет она и плюнет мне в глаза за ту жизнь, что я ей дал.

— Это от тебя зависит. Воспитай ее, выучи, дай знание и силы для борьбы в этом мире.

— В мире жить нужно, а не бороться с ним.

— Так ведь от нас зависит, каким мир будет. Не от безликой толпы, а от каждого в отдельности. Вот мы с тобой, как ни крути, а работаем, что-то делаем, хоть, как ты выразился, виллы и яхты нам не светят, но и с голоду не помрем. Честные и умелые руки всегда нужны будут.

— Не знаю, — покачал он головой, — боюсь я. Мало что от меня сейчас зависит. И хочу работать, а где? Кто для меня отвел ячейку, в которой я должен жить? Почему моя дочь никогда не сможет получить образование, которое могут дать своим детям чиновники от партий и ворье всех мастей? Почему у нас всегда так много вопросов и так мало ответов?

— Не знаю, Коля, не знаю. Я не философ. Я верю, в человека и не верю в общество. Столько в мире разных путей… Наверное, необходимо дать возможность людям делать то, что они умеют, к чему у них душа лежит. Законы вылить в бронзе, а не переписывать каждую неделю… Но главное дать веру. Хотя бы в себя, в свои силы, в то, что от тебя хоть что-то в этом мире зависит…