Шрифт:
Тут черти загалдели все разом.
— Ему нужна только такая, какие выдает Мудрец.
— О-о!..
— Липовая его не устраивает… Ах, какая неподкупная душа! Какой Анжелико!
— Какой митрополит! Он нам споет «Отче наш». А «Сухой бы я корочкой питалась» ты нам споешь?
— Ша, черти! Ша… Я хочу знать: как это он понесет нас по кочкам? Он же берет нас на арапа! То ж элементарный арапинизм! Что значит, что этот пошехонец понесет нас?
Подошли еще черти. Ивана окружили со всех сторон. И все глядели и размахивали руками.
— Он опрокинул коньяк!
— Это хамство! Что значит, что он понесет нас по кочкам? Что это значит? Это шантаж?
— Кубок «Большого орла» ему!
— Тумаков ему! Тумаков!
Дело могло обернуться плохо: Ивана теснили.
— Ша, черти! Ша! — крикнул Иван. И поднял руку. — Ша, черти! Есть предложение!..
— Ша, братцы, — сказал Изящный черт. — Есть предложение. Выслушаем предложение.
Иван, Изящный черт и еще несколько чертей отошли в сторону и стали совещаться. Иван что-то вполголоса говорил им, посматривал в сторону стражника. И другие тоже посматривали туда же.
Перед стражником по-прежнему «несли вахту» девица и музыканты; девица пела теперь ироническую песенку «Разве ты мужчина! " Она пела и пританцовывала.
— Я не очень уверен, — сказал Изящный черт. — Но… А?
— Это надо проверить, — заговорили и другие. — Это не лишено смысла.
— Да, это надо проверить. Это не лишено смысла.
— Мы это проверим, — сказал Изящный черт своему помощнику. — Это не лишено смысла. Если этот номер у нас проходит, мы посылаем с Иваном нашего черта, и он делает так, что Мудрец принимает Ивана. К нему очень трудно попасть.
— Но без обмана! — сказал Иван. — Если Мудрец меня не принимает, я вот этими вот руками… беру вашего черта…
— Ша, Иван, — сказал Изящный черт. — Не надо лишних слов. Все будет о'кэй. Маэстро, что нужно? — спросил он своего помощника.
— Анкетные данные стражника, — сказал тот. — Где родился, кто родители… И еще одна консультация Ивана.
— Картотека, — кратко сказал Изящный.
Два черта побежали куда-то, а Изящный обнял Ивана и стал ходить с ним туда-сюда, что-то негромко рассказывал.
Прибежали с данными. Один доложил: — Из Сибири. Родители — крестьяне.
Изящный черт, Иван и маэстро посовещались накоротке.
— Да? — спросил Изящный.
— Как штык, — ответил Иван. — Чтоб мне сдохнуть!
— Маэстро?
— Через… две с половиной минуты, — ответил маэстро, поглядев на часы.
— Приступайте, — сказал Изящный.
Маэстро и с ним шестеро чертей — три мужского пола и три женского — сели неподалеку с инструментами и стали сыгрываться. Вот они сыгрались… Маэстро кивнул головой, и шестеро грянули:
По диким степям Забайкалья, Где золото роют в горах. Бродяга, судьбу проклиная, Тащился с сумой на плечах.Здесь надо остановить повествование и, сколь возможно, погрузиться в мир песни. Это был прекрасный мир, сердечный и грустный. Звуки песни, негромкие, но сразу какие-то мощные, чистые, ударили в самую душу. Весь шабаш отодвинулся далеко-далеко; черти, особенно те, которые пели, сделались вдруг прекрасными существами, умными, добрыми, показалось вдруг, что смысл истинного их существования не в шабаше и безобразиях, а в ином — в любви, в сострадании.
Бродяга к Байкалу подходит, Рыбачью он лодку берет, Унылую песню заводит, О родине что-то поет.Ах, как они пели! Как они, собаки, пели! Стражник прислонил копье к воротам и, замерев, слушал песню. Глаза его наполнились слезами, он как-то даже ошалел. Может быть, даже перестал понимать, где он и зачем.
Бродяга Байкал переехал, Навстречу родимая мать. Ой, здравствуй, ой, здравствуй, родная, Здоров ли отец мой и брат?Стражник подошел к поющим, сел, склонил голову на руки и стал покачиваться взад-вперед.
— М-мх… — сказал он.
А в пустые ворота пошли черти.
А песня лилась, рвала душу, губила суету и мелочь жизни — звала на простор, на вольную волю.
А черти шли и шли в пустые ворота.
Стражнику поднесли огромную чару… Он, не раздумывая, выпил, трахнул чару о землю, уронил голову на руки и опять сказал: — М-мх…
Отец твой давно уж в могиле, Сырою землею зарыт, А брат твой давно уж в Сибири Давно кандалами гремит.