– Эгоист! Ты говоришь только о себе! Я устала от этих разговоров.

– Если бы любила - не устала бы…

– Надоело!
– вдруг тонко вскрикнула женщина.
– Ты задавил любовь словами, встречами украдкой, бесконечным нытьем. Обо мне уже шушукаются под арками!

– Мне безразличны сплетни обывателей!

– А мне не все равно! Имею я право на счастье или нет? Имею право на покой?

– Я же предлагал соединиться…

– А жить где? В этой конуре, заваленной хламом? Да еще терпеть всяких бродяг за стеллажами? Кого ты прячешь сегодня?

– Мы одни…

– Я отдала тебе свои лучшие годы, свою молодость, а что получила взамен?

– В прошении служителям Морта упомянуто твое имя…

– Плевать на прошение! Оно ничего не стоит, тебя скоро возьмут!

Наступило тяжелое молчание. Хрипло дышал Счен, скрипел стул. Потом женщина тихо сказала:

– Ты великий книжник, я всего лишь начинающая лицедейка. Я тоже хочу стать личностью.

Молчание.

– Я ухожу.

– Останься, - еще попросил Счен.

– Сегодня большое представление, мне впервые дали одну из главных ролей.

Дробный перестук каблуков, скрипнула и захлопнулась дверь.

Алан сидел в странном оцепенении, не зная - то ли окликнуть Счена, то ли выйти самому. И в этой мутной тишине.раздалось негромкое металлическое пощелкивание, за которым глухо громыхнул выстрел. Посыпалось стекло с книжных корешков. Алан вскочил и, обмирая, побежал за стеллаж. И застыл у стола, зажимая ладонью крик.

Огромное тело Счена лежало навзничь наискосок через всю комнату, от стеллажей до лежанки. Одна рука неудобно подвернулась, около другой исходил смрадным желтым дымом револьвер. Острый темно-красный язычок выглянул из-под левого бока, влажно блеснул и вдруг побежал вeqeлoй струйкой, растекаясь в лужицу, которая, как амеба, вытягивала и вбирала псевдоподии. Амеба намертво присосалась к,мертвому телу, жадно подрагивала, полнела на глазах, жирно отливая выпуклой поверхностью.

Алан прокрался мимо стеллажей, ударом плеча распахнул дверь и подбежал к лестничному пролету. Далеко внизу сыпали дробь каблучки женщины, которая спешила на большое представление. Железные пальцы схватили Алана с двух сторон за руки, кто-то накинул на голову тесный мешок. Алан захлебнулся в крике, дернулся и потерял сознание…

Смотреть на Алана было жутковато. Его маленькое тело, до шеи упрятанное под тяжелыми складками темно-красного покрывала, лежало на узком столе. Всю верхнюю часть головы окружали острофокусные церебролазеры, были видны только глаза с запавшими веками. Тонкие ноздри, от которых к уголкам губ спускались глубокие складки, были неподвижны, рот чуть-чуть приоткрыт. Острый подбородок торчал, как у ребенка, да и все лицо с беспомощным выражением недоумения и испуга казалось детским. Прозрачный защитный колпак над столом почти не был виден, и только сбоку, как в выпуклом зеркале, отражались стенные светильники.

– Думаю, достаточно, - пробормотал Арк, щелкая тумблерами.

Лана, неотрывно глядевшая на слабо освещенное лицо Алана, облегченно вздохнула и откинулась в кресле. И только теперь почувствовала резкую боль: все время она сидела, намертво сцепив пальцы.

– Когда он проснется?

Арк потер выпуклую лысину, пощипал кончик пухлого носа: - О, еще не скоро! Ты можешь отдохнуть.

– Нет, - тряхнула светлыми локонами Лана.
– Я подожду.

– С Аланом уже ничего не случится. Напрасно терзаешь себя, это не рационально.

– Все-таки подожду.

– Принести чего-нибудь горяченького?

– Спасибо, не хочется.

Они надолго замолчали. Арк смотрел на Лану, быстро оглядывал приборы, что-то бубнил в диктофон и снова смотрел на Лану. Это занятие не надоедало и не утомляло. Ланой можно было любоваться, как любуются восходящим солнцем, цветущим миндалем, мерцающим морем.

– Он действительно был в прошлом, - вдруг спросила Лана, - или это только сон?

Арк пожал круглыми плечами: - Эффект присутствия словами не выразить. Это и сон, и явь одновременно.

– Как ты думаешь, Счена он встретил?

– Думаю, да.

– И помог ему?

– Думаю, нет.

– Тогда зачем нужен этот эксперимент?

– Мы на янцах не экспериментируем, мы их лечим.

Лана удивленно расширила и без того огромные глаза.

Арку показалось, что всю комнату заполнило голубое сияние.

– Объясни!

– Что ж, - вздохнул Арк.
– От меня всегда требуют объяснений… Дело в том, что янцы так или иначе тоскуют о прошлом. Это своеобразная ностальгия, болезнь. Древние века овеяны легендами, самые сладкие воспоминания - о детстве, мы думаем, что со времен нашей юности мир стал хуже.

– Разве это не так?

– Всякая болезнь требует лечения. И вот одни носятся по горам, изображая ледяных янцев, другие дикарствуют на необитаемых островах или в джунглях, третьи переплывают океаны на лодках, плотах или бревнах. Как правило, этого хватает, и они возвращаются к цивилизации бодрыми и здоровыми.

– А Алан?

– Алан - другое дело. Он крупнейший ученый эпохи и в то же время человек с гипертрофированной совестью. Он вбил себе в голову, что лично ответствен за прошлое. Это стало его манией, навязчивой идеей. Он считал, Что если получит возможность вернуться в древние века, то уничтожит все несправедливости, спасет загубленных гениев. Над своей установкой он работал как одержимый и в результате надорвался.