– Я открыла тебе слишком многое.
– Глаза ее погрустнели.
– И теперь мне никогда не вырваться на волю.

– Вот оно что!
– удивился я.
– Так ты хотела, превратившись В лигуха, улизнуть от меня? А что, если бы я спустил этого лигуха в унитаз, а не выбросил в озеро, как ты надеялась?

Я даже зажмурился, представив, чем все могло кончиться. Вновь стало неловко оттого, что я держу русалочку в неволе.

– Я, конечно, могу отпустить тебя в озеро, но там ты вряд ли найдешь своих, - сказал я.

– Они есть везде, в любом водоеме. Люди очень озабочены собой, иначе давно бы заметили нас.

– Нет, дорогая, лучше я попозже доставлю тебя туда, откуда взял.

Она встрепенулась и с надеждой опросила:

– Это правда, ты обещаешь когда-нибудь выпустить меня?

– Конечно, - заверил я.

– С кем ты разговариваешь?
– Я не заметил, как в комнату вошла Людмила, и слишком поспешно отскочил от аквариума.
– Уж не с дерыбой ли?

– А ты что, ревнуешь?
– попытался отшутиться я.

Но Людмила была серьезной. Она подошла ко мне, положила на лоб ладонь и неожиданно расплакалась.

– Давай ее выбросим, - сквозь слезы сказала она.
– Я чувствую, это все из-за нее. Ты стал каким-то другим и сам не замечаешь, что с тобою творится. Мне уже и соседи говорят, не заболел ли Виктор Петрович? Стал такой тихий, мечтательный.

Я успокаивающе обнял ее и увидел внимательный русалочий взгляд.

– Умоляю тебя, - как можно спокойнее сказал я, - без меня ничего не предпринимай, русалка тут ни при чем. Если же с ней что-нибудь случится, мне будет худо. Дай слово, что не тронешь ее. Ну хочешь, покажи ее соседям, знакомым.

Я тут же понял, что говорю не то, но уже было поздно: подетски вытирая слезы тыльной стороной ладони, Людмила улыбнулась в ответ и утвердительно кивнула головой.

Паломничество в наш дом началось с визитов детей. Первыми явились соседские близнецы Толя и Коля, проказливые, хулиганистые мальчишки, от которых стонал весь двор. Они восхищенно цокали языками, стоя и сидя возле аквариума, ползая вокруг него по полу и склоняя над ним свои одинаковые вихрастые головы. Я настороженно следил за ними, чтобы чегонибудь не накуролесили.

Потом потянулись Аленкины подружки, а после к Людмиле захотелось показать русалочку своим сослуживцам и знакомым.

Однажды и я привел в дом главврача и рентгенолога нашей клиники и в полную меру насладился их удивлением и восторгом.

Но никому, даже Людмиле, я не решался поведать о разумности русалки. Я знал, что долго носить в себе этот груз опасно, и с нетерпением ждал из экспедиции своего друга Дроботова. Его восхищения и понимания сейчас очень не хватало мне, без него тайна исподволь подтачивала меня.

После того как у нас перебывали чуть ли не все соседи и знакомые, начали раздаваться телефонные звонки: совсем неизвестные нам лица спрашивали, нельзя ли взглянуть на наше чудо. Каждый из абонентов, прежде чем завести об этом разгoвор, представлялся, кто он, где работает. Вскоре я заметил, что круг наших знакомых пополнился режиссером областного театра, музыковедом, директором цирка, заведующей одного из отделов универмага, спортивным тренером.

Людмила на глазах расцвела, в лице ее появилась значительность, она стала приветливей и веселее.

Через месяц мы обрели в городе такую популярность, как некогда печально известная семья, воспитавшая львов. Но вот Берегиней стали интересоваться какие-то биологические и зоологические общества, кружки, и я насторожился, заметив Людмиле, что русалочка делается все более беспокойной. Когда стучали ногтями по аквариуму, она металась из угла в угол, пряталась в гротик из камней. Зрителям это, конечно, приносило удовольствие, но я читал на ее лице истинное страдание, поэтому вскоре запретил и детям и Людмиле эти спектакли. Домочадцы, конечно, огорчились, присутствие чуда без зрителей казалось им невыносимым. Для начала пришлось лишь ограничить количество посетителей, но в будущем я надеялся и вовсе прекратить это нашествие.

Профессор университета пришел, когда я был дома. Бледный, худощавый, с густым ежиком седых волос, он, еще не увидев Берегиню, высказал надежду, что во имя науки я подарю этот, как он выразился, уникальный экземпляр речной фауны кафедре биологии.

– Больше ничего не придумали?
– несколько дерзко вырвалось у меня.

– Видите ли, тут нужно поступиться личным престижем, - назидательно оказал он.

Сгоряча я хотел было послать его куда подальше, но потом, чтобы он раз и навсегда отказался от мечты завладеть Берегиней, придумал вот что: