— Сэр Кристофер, не пытайтесь меня убедить, что я — добрый человек. Я просто ленив.

— Вы-то как раз деятельны, — усмехается Кит, вспоминая стенания по поводу дюжины очень ценных убийц. Их нужно было найти, прикормить, направить — куча хлопот. Ненужных, главное. И даже довольно опасных, потому что два наказания Господних, спевшихся под присмотром третьего — это не только очень смешно… Его Светлость герцог Ангулемский с крылышками от Каледонии до Ромы — это еще и опасно. Маршал — человек почти по-нашему трезвый и разумный. И потому понимает, что ситуацию в стране изнутри он не переменит. Вернее, не переменит за приемлемую цену. Ему нужна опора вовне. И он с удовольствием приберет Каледонию в качестве таковой. Что может быть очень хорошо для каледонцев — но плохо для нас.

Каледонцы, ромеи, герцог Ангулемский, договор, о котором знали, помимо них с Никки еще двое — оба тогда попытались читать Киту нотацию, невинный Уайтни, не ведавший о планах Хейлза герцог Ангулемский, знающий о покушении на Хейзла Корво… и, кстати, меня Уайтни не сдал, а ведь знал, что маршал меня ищет.

Из этой мозаики нужно было выбросить лишнюю смальту. Выбросить лишнюю, а не добавить недостающую. А то у нас получается, что в самом центре витража три белые розы на золотом фоне, а в правом углу — еж какой-нибудь, с яблоками. Всю композицию портит. Ежа нужно исключить, еж — отдельно.

Если мы допускаем, что сэр Николас был прав и что герцог пошел пятнами, потому что узнал о сделке — а не потому что ему стало известно, что о ней не осведомлен только ленивый… Если мы допускаем, что Хейлз никому ничего не сказал, а Корво просто возвращался из гостей… Нет. Не лезет никак. Я их видел. Они попросту отражались друг в друге. Но если предположить, что это было то самое чудо — один случай на миллион — тогда в сухом остатке обнаружится Таддер. И, кстати, он — единственный, кто не знал и так и не узнал о сделке с Равенной.

А к герцогу Ангулемскому он захаживает вполне официально и по делу. И говорит с его людьми о переселенцах, а о чем еще говорит? Второй вопрос — по доброте душевной, или по приказу сверху? И третий — понимает ли герцог Беневентский, что этим своим письмом он принес нам голову Таддера на блюде?

— Сэр Кристофер, — улыбнулся Трогмортон, — мне потребуется черновик письма — поскольку вы теперь отчасти мой секретарь, не затруднит ли вас?

Кит встал, выбрал лист бумаги, так же, стоя, набросал три строки — и протянул Трогмортону.

«Наличием подателя сего удостоверяю, что внимание Ее Величества к личной жизни ее подданных не простирается так далеко, как можно подумать»

Свет, тень, свет, тень… чередование равных полос на полу. Повод к философскому размышлению — или всего лишь причуда архитектора. У летнего кабинета Его Преосвященства нет задней стены, вместо нее колоннада, ведущая во внутренний сад. Основательная, простая, даже грубоватая колоннада — тосканский ордер. Новая орлеанская мода на древнеромский стиль иногда порождает такие вот причудливые интерьеры. То, что начинается как кабинет, заканчивается портиком, словно заблудившимся в доме — или в панике удравшим с фасада. Новый дом — почти дворец, да что там, замок, подаренный Ордену покойным королем Карлом. Королевское понимание просьбы о скромном, но надежном убежище для братьев-проповедников. Убежище и впрямь надежно, трудно и приступом взять, но вот скромности ему не придаст ни нарочито грубо обработанный мрамор, ни кажущаяся скудость обстановки.

Двухэтажный дом с фонтаном и садом во внутреннем дворе, с богатой отделкой, резьбой и росписью по всему, что можно отделать, украсить резьбой и расписать, назначен лично Его Преосвященству. Можно бы подумать, что Его Величество издевался, но — нет. Он не умел. Он подарил то, что считал полезным и достойным Ордена… не отказываться же было. А теперь приходится терпеть. Но для приема знатных гостей открытый кабинет, где слух утешает журчание фонтана, а из сада тянет прохладой, вполне годится.

Особенно для сегодняшнего гостя. Его важно принять именно как положено — иначе разговор может не получиться. Гость очень чувствителен к тонкостям этикета, потому что, раз запомнив, их можно употреблять, не думая. И если другие делают то же самое, то дальше все внимание можно спокойно обратить на существо дела, форма позаботится о себе сама.

На самом деле, улыбается про себя епископ, это будет промежуточная форма. Горемычная, ни холодная, ни горячая. Потому что гость — принц крови и наследник Его Величества Людовика VIII, а епископ возглавляет орлеанскую провинцию Ordo fratrum praedicatorum, и правила не смешиваются, как вода и масло. Другой глава провинции был бы до некоторого ропота на собрата удивлен кабинету, бокалам с вином, брату, устроившемуся за широким столом среди книг. Герцог Ангулемский удивился бы, предложи ему хозяин присесть на простую скамью в саду или на лавку в пустой келье. Но это все мелочи, суета, сухая листва — сметешь в ладонь, ссыплешь в жаровню, и нет ее.

А вот существо разговора в жаровню сыпать не стоит. Либо не сгорит, либо взорвется. Очень обстоятельный человек хочет знать, с чем и как ему придется иметь дело. И полагаться на Трибунал он не согласится — людям свойственно ошибаться, люди смертны, а Марсель вряд ли переживет еще одну ошибку. Он хочет знать вещи, которые категорически нельзя выпускать за пределы Ордена. Но если маршалу отказать, он просто обратится к другим источникам. С той же дотошностью. И только Господь знает, до чего он тогда доберется — и какими окажутся последствия.