Вскоре небольшой отряд ушел к колодцу, захватив только автоматы и гранаты.

Не зря, видно, говорят: ждать да догонять хуже всего. Прошло минут тридцать. Оставшиеся не выдержали, подошли к автомобилям и начали толкать их вперед, вслед за ушедшими товарищами. Падали, поднимались, но упорно продвигались метр за метром. Когда машины вязли в песке, бросали под колеса плащ-палатки, шинели и снова толкали, изнемогая от усталости.

Услыхав наконец выстрелы, разведчики мигом взобрались в машины и, включив фары, поспешили к колодцу. Подкрепление прибыло очень кстати и вовремя поддержало ушедшую вперед группу Лобанова. Разведотряд захватил населенный пункт и поторопился сообщить: вода имеется. И только на следующий день стало известно, что японскому офицеру удалось перед отступлением отравить и эту воду стрихнином…

Вскоре после полудня был получен приказ командующего фронтом. Учитывая успешное развитие наступления, он требовал создать подвижные механизированные группы и еще больше увеличить темпы. К исходу 14 августа нам предлагалось овладеть городом Чжанбэй, а 15 августа – сильным Калганским укрепленным районом. На главном, долоннорском, направлении участь города Долоннор должна была решиться 13 августа. В последующем предстояло наступать на город Жэхэ.

Кое в чем мы даже предвосхитили требования этого приказа. Впереди обеих наших группировок уже наступали [61] мощные подвижные мехгруппы. Они действовали на 15-20 километров впереди главных сил, а временами и дальше. По оперативным масштабам обычного театра военных действий – это незначительное расстояние, но в условиях пустыни преодолеть каждый километр труднее в десятки раз.

Новые, повышенные темпы наступления диктовались сложившейся обстановкой. Появилась угроза флангового удара дэвановских кавдивизий из района Бандидагэгэн-Сумэ. Могли также подойти и главные силы японо-маньчжурских войск, сосредоточенные в пространстве между Долоннором и Жэхэ. На калганском же направлении сохранялась вероятность встречного столкновения с сильной группировкой противника, которая могла выдвинуться из района Шанду, Чансыр.

Маршал Малиновский всегда ставил нам задачи, которые способствовали успеху главных сил фронта. Нужно было сделать даже невозможное, но выполнить их.

Получив необходимые указания, наш штаб подготовил приказ по Группе. Задачи соединений остались прежними, изменились только сроки. К вечеру приказ пошел в войска.

Перед выступлением на Долоннор у нас появился новенький «додж» с радиостанцией. Сопровождавший его представитель отдела связи фронта доложил, что машина прислана генерал-полковником Леоновым, чтобы обеспечить постоянную связь Группы с фронтом. Невольно вспомнился последний разговор с А. И. Леоновым перед операцией. Пожелав мне успеха, он на прощание сказал:

– О связи с фронтом не беспокойся, я тебя всюду найду.

В душе я поблагодарил Алексея Ивановича за драгоценную помощь. Нам предстояло совершить резкий бросок к отрогам Хингана, и эта радиостанция оказалась весьма кстати.

Перед рассветом, как всегда, прохладно. Выручает меня фронтовая спутница – бурка. Одна пола – постель, другая – одеяло. Но спать уже некогда. Через час должно возобновиться наступление. Тьма постепенно отступает. [62] Вот уже слышатся команды, раздается шум моторов. Ритм боевой жизни заметно ускорился.

Оперативная группа находилась в голове главных сил долоннорского направления. С ними и решили идти до рубежа озера Арчаган-Нур, а затем перейти в подвижную мехгруппу.

Инженерная разведка доложила приятную весть: местность впереди хорошо проходима. Нам предстояло наступать по голой степи, лишь кое-где пересеченной увалами да небольшими высотами и солончаковыми лощинами. Но как раз эти мелочи, ускользнувшие от внимания инженеров, уже в первый день преподнесли нам неприятные сюрпризы. Твердый грунт, усыпанный галькой, оказался не таким уж удобным для движения. Первой почувствовала это не полностью подкованная монгольская конница. Еще хуже пришлось мотоциклистам. Попадая под колеса, галька бросала машины из стороны в сторону, выбивала из рук руль. После часа такой езды руки немели от напряжения. Солидно доставалось и тем, кто сидел в кузовах: тряска изматывала до колик в животе.

А с востока медленно и грозно накатывалось солнце. Степь покрылась темными штрихами теней от приземистого кустарника – горчака и лебеды. Но затем, как бы испугавшись беспощадных лучей знойного властелина пустыни, тени стали сжиматься и прятаться под растения. Из-под колес то и дело выскакивали полевые мыши и с писком исчезали в норах. Вдали мелькали пугливые тарбаганы. Здесь, на безлюдье, их особенно много, и напоминают они маленьких жирных поросят. Монголы охотились за тарбаганом ради сала и шкурок. Но этот промысел нередко приносил большое горе: зверьки – разносчики болезней, в том числе чумы.

– Слева – конница противника! – громко оповестил наблюдатель.

Машины двигались близко друг к другу, уступом, чтобы люди не глотали пыль, поднятую впередиидущими. Поэтому сигнал услышали все. Остановились. Я вышел из «виллиса» и, оглядевшись, заметил далекую пока, но надвигавшуюся на нас серую массу, окутанную облаком пыли.

– Батареи к бою! – скомандовал командир артиллерийской бригады полковник Диденко. [63]

Но почему кавалерия противника так далеко развернулась для атаки и сразу перешла в карьер? Ба! Да это табун диких животных. Свою догадку я не высказал вслух: решил понаблюдать за поведением спутников.