Шрифт:
Кейт чувствовала раздражение Массингема, которому не терпелось перейти непосредственно к делу. Миссис Миннз, словно тоже это почувствовав, сказала:
— Это был для меня настоящий шок, не скрою. Леди Урсула позвонила мне в тот вечер за несколько минут до девяти и сказала, что рано или поздно вы явитесь.
— Вы впервые услышали о смерти сэра Пола, когда позвонила его мать, чтобы вас предупредить?
— Предупредить? Она звонила не для того, чтобы меня предупредить. Я не перерезала горло несчастному джентльмену и не знаю, кто мог это сделать. Конечно, мисс Мэтлок могла бы потрудиться позвонить раньше, чтобы мне не пришлось узнавать о чудовищном событии из шестичасового выпуска новостей. Я как раз размышляла, следует ли позвонить и узнать, не могу ли я быть чем-нибудь полезной, но решила, что их и так наверняка замучили телефонными звонками и лучше подождать, пока кто-нибудь сам не даст мне знать.
— И это оказалась леди Урсула, незадолго до девяти часов?
— Правильно. Было очень любезно с ее стороны. Но мы с ней всегда отлично ладили. Ее называют леди Урсула Бероун, потому что она дочь графа. А леди Бероун — всего лишь жена баронета.
— Да, нам это известно, — нетерпеливо оборвал ее Массингем.
— Ну конечно, известно, конечно. А вот миллионам людей не известно и совершенно безразлично. Тем не менее, если вы собираетесь копать на Камден-Хилл-сквер, вам следует хорошо понимать разницу.
— Как звучал ее голос, когда она звонила вам? — спросил Массингем.
— Леди Урсулы? А как вы думаете? Смеяться не смеялась, но и не плакала. Это не в ее правилах. Она была спокойна, как всегда. Правда, сообщить мне она могла не много. А что там случилось? Самоубийство?
— Мы точно не можем сказать, миссис Миннз, пока не получены результаты кое-каких исследований. Пока мы квалифицируем это как смерть при подозрительных обстоятельствах. Когда вы в последний раз видели сэра Пола?
— Во вторник, как раз перед тем как он ушел, что-то около половины одиннадцатого. Он был в библиотеке. Я собиралась полировать письменный стол, но он сидел за ним, поэтому я сказала, что зайду позже, а он возразил: «Нет-нет, входите, миссис Миннз, я скоро ухожу».
— Что он делал?
— Я же сказала: сидел за письменным столом. Перед ним лежал его ежедневник.
— Вы уверены?! — выпалил Массингем.
— Разумеется, уверена. Он лежал перед ним открытый, и сэр Пол его просматривал.
— Как вы можете знать наверняка, что это был именно ежедневник?
— Послушайте, он лежал перед ним, повторяю, открытый, и я видела, что это его ежедневник. Страницы были помечены числами и днями недели, и на каждой что-то написано его рукой. Думаете, я не могу отличить ежедневник по виду? Потом сэр Пол его закрыл и положил в верхний правый ящик, где он всегда и хранился.
— Откуда вам известно, где он всегда хранился? — поинтересовался Массингем.
— Знаете, я проработала в этом доме девять лет. Ее светлость взяла меня на работу, еще когда баронетом был сэр Хьюго. Уж как-нибудь я знаю, где что в доме лежит.
— Что еще между вами произошло?
— Ничего особенного. Я спросила, можно ли мне взять почитать одну из его книг.
— Взять почитать его книгу? — Брови у Массингема поползли вверх от удивления.
— Именно так. Я заметила ее на нижней полке, когда протирала пыль, и мне захотелось ее прочесть. Вон она, под телевизором, если вам интересно. «Роза в сумраке» Миллисент Джентл. Я не видела ее книг уже несколько лет.
Протянув руку, она взяла томик и передала Массингему. Это была тонкая книжица в суперобложке с изображенным на ней вопиюще красивым темноволосым героем, держащим в объятиях блондинку в полуобморочном состоянии на фоне буйно разросшихся роз. Массингем пролистал книгу и сказал с оттенком удивленного презрения:
— Ни за что бы не подумал, что он читает такие книги. Наверняка ее прислал ему кто-то из его избирателей. Кстати, она подписана автором. Интересно, зачем он ее хранил?
— Зачем он ее хранил? — резко переспросила миссис Миннз. — Миллисент Джентл — прекрасная писательница. Правда, в последнее время мало пишет. Я очень люблю хорошие любовные романы. Это гораздо лучше, чем все эти кошмары с убийствами. Их я просто не могу читать. Поэтому я и спросила, можно ли мне взять этот роман; он сказал — пожалуйста.
Кейт забрала книгу у Массингема и открыла ее. На форзаце было написано: «Полу Бероуну с самыми добрыми пожеланиями от автора». Внизу стояла подпись — «Миллисент Джентл» и дата: «7 августа» — день смерти Дайаны Траверс. Но Массингем этого явно не заметил. Она закрыла книгу и сказала:
— Мы отвезем ее обратно на Камден-Хилл-сквер, если вы ее уже прочли, миссис Миннз.
— Сделайте милость. Я не собиралась ее заиграть, если вы это подумали.
— Что было после того, как он разрешил вам взять книгу? — вернул ее к делу Массингем.
— Он поинтересовался, сколько я уже работаю на Камден-Хилл-сквер. Я сказала — девять лет. Тогда он спросил: «Это были для вас хорошие годы?» Я ответила — настолько же хорошие для меня, насколько для большинства других.
— Думаю, он не это имел в виду, — усмехнулся Массингем.
— Я прекрасно понимаю, что он имел в виду. Но что он хотел от меня услышать? Я делаю свою работу, мне за это платят четыре фунта в час, что выше общепринятой ставки, и оплачивают такси до дома, если я задерживаюсь дотемна. Если бы работа меня не устраивала, я бы там не оставалась. Но чего они ожидали за свои деньги? Любви? Если он мечтал услышать от меня, что на Камден-Хилл-сквер я провела лучшие годы своей жизни, то ему пришлось бы разочароваться. Заметьте, когда была жива первая леди Бероун, все было по-другому.