Шрифт:
— Сейчас схватит, — шепнула Уля. — Юра, ты извини, я сейчас в обморок упаду. Я с детства очень боялась всяких существ со щупальцами…
Улины глаза закатились, и, если бы Юра не подхватил её, то упала бы она на пол. Мальчик услышал над своим затылком отвратительное булькающее урчанье, и вдруг как молния поразила мысль: «Времени на то, чтобы обернуться нет. Осталось одно мгновенье на прыжок».
И он, прижимая к себе Улю, бросился вперёд, влетел в проход, и покатился по полу. Ну а сзади грохотало, шипело, булькало.
Юра не оборачивался — просто тащил бесчувственную Улю за собой. Он немного успокоился только тогда, когда добрался до поворота, там он обернулся, и увидел, что тварь не смогла протиснуться в коридор, и в бессильной ярости билась снаружи.
Юра не смог сдержаться, и показал чудищу язык. В ответ оно плюнуло. Плевок проскочил в сантиметре от Юриного лица. Это была зелёная слизь, и она сразу разъела стену на целый метр.
— Шуток не понимает, — пожал плечами Юра, и потащил Улю дальше.
Итак, они оказались в коридоре, достаточно высоком для того, чтобы ребята могли идти, не сгибаясь. Стены коридора были выложены сильно растрескавшейся кафельной плиткой. Многочисленные грязевые и ржавые пятна покрывали и пол и стены и потолок. В некоторых местах на полу были решётки, под которыми протекало, булькая, нечто тёмное, судя по запаху — кровь. А ещё коридор делал частые повороты: иногда на сорок пять, иногда на девяносто градусов. И на каждом таком извороте обязательно висело кривое зеркало.
И ребята могли лицезреть свои искажённые отраженья. Только, в отличие от отражений в комнате смеха, эти образы не вызывали в них даже и малой улыбки. Дело в том, что отраженья эти отличались не только редкостным уродством, но ещё и злобой.
Когда они проходили возле каждого нового зеркала, то невольно вздрагивали, потому что им казалось, что те существа, которые там отражались, собираются на них наброситься. И никакие здравые рассуждения касательно того, что это всего лишь отраженья не помогали.
И вот Уля, которая, вследствие от недавнего обморока, всё ещё пошатывалась, и держалась за Юрин локоть, вымолвила:
— Ты только посмотри. Вон те, в зеркале — они смеются над нами…
Мальчик поглядел в очередное зеркало, и обнаружил, что отражённые там премерзкие твари действительно хохочут, указывая на них своими, толи руками, толи клешнями.
— Пошли отсюда скорее, — проговорил Юра.
Но им некуда было деться от зеркал, потому что они поджидали их на каждом повороте. А коридор всё никак не кончался.
И вот, когда они проходили возле очередного зеркала, Уля поскользнулась, и прижалась к зеркалу плечом. Юра попытался её оттянуть, но ничего у него не получилось.
— Что такое? — спросил он.
— Оно меня не пускает! — воскликнула Уля.
И тут мальчик увидел, что Улино плечо постепенно погружается в зеркальную поверхность.
— Не выпущу тебя, — упрямо процедил он сквозь сжатые губы, и из всех сил какие у него были, рванул девочку на себя.
В результате этого зеркало отделилось от стены, и рухнуло на него. На мгновенье в глазах мальчика стало совсем темно…
А потом он почувствовал, что лежит на полу. У него сильно кружилась голова, а губы были разбиты в кровь. Он попытался подняться, и тут увидел Улю. Она стояла рядом, и с видимым любопытством наблюдала за ним.
— Уля, — слабо вымолвил он.
Она кивнула, и улыбнулась.
— Помогла бы подняться, — проворчал он.
И тогда Уля рванула его за плечо вверх с такой силой, что он невольно вскрикнул, и едва не потерял сознания. Тем не менее, он оказался на ногах. Потирая ноющее плечо, Юра пробормотал:
— Могла бы и поосторожней…
Уля продолжала улыбаться.
— И что смешного? — обиженно заворчал Юра.
И тут девочка рассмеялась. У неё был такой пронзительный смех, что у Юры заложило в ушах. Он хотел выругать её, но не смог. И вообще — почему-то невыносимо страшно стало ему глядеть на Улю, хотя внешне в ней, казалось бы, ничего не изменилось.
И он, отвернувшись от неё, сказал напряжённым голосом:
— Ну, пойдём что ли дальше…
Уля ничего не ответила, но вновь разразилась пронизывающим хохотом. И тогда Юра понял, что больше всего на свете хочется ему бежать от этой изменившейся, и словно бы обезумевшей Ули.