— Мне сегодня делопроизводитель инспектора шепнул, что наш Веня скоро двинется по ревизии. Будто обревизует все школы на побережье.

— А как с ним должны ученики здороваться, когда входит в класс? — поинтересовался тот, у кого в школе из всех щелей свистит.

— Это зависит от мужества каждого из нас, — ответил учитель из Гвоздеевки. — Приехал он как-то в Дарагановскую школу, вошел в класс и говорит: «Здравствуйте дети!» Ребята ответили: «Здравствуйте, господин инспектор!» Веня обревизовал, все нашел в порядке, но, прощаясь с учителем, сказал: «Ваши ученики не умеют величать инспектора». — «А как надо?» — спросил учитель. «Так же, как вы пишете на конверте: «Ваше высокородие». — «У меня, господин инспектор, школа, а не казарма», — смело ответил учитель. Веня ответ проглотил, а через неделю перевел непочтительного учителя в далекий хутор.

Об этом разговоре я вспомнил, когда в конце февраля перед окном школы вдруг вырос высокий тарантас. В тарантасе сидела закутанная пледом фигура в фуражке с гербом и кокардой. «Приехал-таки, — подумал я. — Ну, что ж, выдавливать из себя раба так выдавливать». И велел детям на приветствие инспектора ответить: «Здравствуйте, Вениамин Васильевич!»

Прасковья бросилась на улицу, ввела высокого начальника в кухню и принялась раскутывать его. Раскутала и зашептала:

— Ваше превосходительство, а ведь школа-то не освящена. Не освящена, ваше превосходительство, вот грех-то какой!

Инспектор в дороге перемерз. Протянув руки над горячей плитой, он с неудовольствием сказал:

— Что она шепчет, эта старая курица? Ни одного слова не понял.

— Помешанная, — объяснил я. — Не обращайте внимания, господин инспектор.

Услышав «старая курица» и «помешанная», Прасковья выпучила глаза и ушла в сени.

Я пригласил инспектора в свою комнату и предложил ему чаю.

— Да, да, — говорил он, сжимая в руках стакан, — горячий чай — это самое подходящее сейчас. Ну, как вы тут. Справляетесь? Слушаются вас дети?

— Сначала не слушались, господин инспектор, а теперь слушаются.

— Так, так. Значит, лекции дали все-таки свои результаты?

— Лекции? — удивился я. — Какие лекции? Ах, да! Те, что на каникулах нам читали? Как же, как же! Результаты превосходные. Особенно от греческой мифологии.

Инспектор взглянул на меня подозрительно. Я состроил самое добродушное лицо. Войдя в класс, инспектор сказал:

— Здравствуйте, дети!

Это прозвучало точь-в-точь, как звучит «Здорово, ребята!», когда офицер выходит к выстроившимся солдатам.

Ученики встретили инспектора взглядами, полными любопытства, и ответили совсем по-домашнему:

— Здравствуйте, Вениамин Васильевич!

Ревизора будто кто толкнул в грудь. Он вскинул голову и выпучил на меня глаза почти так же, как это делала Прасковья. Я ответил выражением лица, обозначавшим: «Вот какие у меня вежливые дети».

Инспектор что-то промычал и пошел от парты к парте, говоря:

— Ну-ка, девочка, скажи, сколько будет шестью семь. Ну-ка, мальчик, прочти, что написано вот в этой строчке.

Девочки и мальчики отвечали весело, бойко. Инспектор произнес короткую речь о пользе грамотности и направился к двери. Готовый заплакать, Кузька встал и жалобно сказал:

— А меня не спросили…

— В самом деле, господин инспектор, спросите этого малыша, — поспешил я Кузьке на выручку. — Трудно даже предвидеть, кто из него может выйти — замечательный математик, писатель или актер.

— Гм… Ну, что ж, попробуем выяснить, — впервые за все время улыбнулся инспектор. — Помножь тринадцать на три, отними семнадцать и раздели на два.

— Одиннадцать, — немедля ответил Кузя.

— Гм… — Инспектор с минутку подумал, видимо мысленно проверяя правильность ответа. — Гм… А до тысячи считать умеешь?

Кузька улыбнулся, показав выщербленные зубы:

— Умею. Я и до миллиона умею.

— А стихи какие ты знаешь?

— Знаю «Кахи-кахи, воевода».

Я тихонько ахнул и погрозил ему из-за спины инспектора пальцем.

— Читай, — сказал инспектор.

Кузька закрыл глаза, подумал и принялся читать басню «Стрекоза и муравей».

— Хорошо читаешь, — похвалил инспектор. — Но какой же это «воевода»?

— «Воеводу» я забыл, — соврал догадливый Кузька.

— Сколько ж тебе лет?

— Семь.

— Семь?! — Инспектор строго взглянул на меня: — Как же вы его приняли?

— А меня не принимали. Я сам присол, — опять обнажил Кузька щербатые зубы.

Инспектор хмыкнул и пошел из класса.

В моей комнате он сел на табурет и принялся допрашивать и отчитывать меня.