Шрифт:
Сейчас, глядя на Наташу и слушая ее негромкий голос, Востриков еще острее осознавал безвыходность своего положения. Если еще месяц назад он думал, что встреча с Наташей вернет ему частицу прежнего тепла, то теперь его даже пугала эта мысль. Он понимал, что Наташа пришла к нему не как товарищ, который искренне озабочен горем близкого человека, а как представитель власти, облаченный правом изобличать и наказывать.
— …Во имя чего ты так безжалостно растоптал свою молодость? — спрашивала Наташа. — Разве ты не можешь жить честно? Я знаю — ты увлекался радиотехникой и мечтал поступить в институт. Кто отобрал у тебя это? Почему ты подчинился негодяям?
Потом она, кажется, поняла его состояние — умолкла. Лучи солнца, вырвавшись из-за угла здания, упали через окно на ее лицо. Востриков заметался на месте, попросил разрешения закурить — такой красивой он еще никогда не видел ее.
— Скажи, Борис, — Наташа посмотрела ему в глаза, — как фамилия человека, который был с тобой в трамвае?
Востриков резко отдернул руку от пепельницы:
— Ты только за этим меня вызвала?
— Да.
— Спасибо!.. — Он помолчал. — Я думал, что ты скажешь неправду. Бывает еще так — надо добиться признания, вот милиция и крутит… Конечно, ты другая, я… Только пойми: на моем месте каждый подумает черт знает что!
— Так, кто же он?
— Мой прежний хозяин.
— Ягодкин?!
— Он.
Наташа чуть не вскрикнула. Наконец-то найдены следы того, кто бесследно исчез с момента ареста Абдуллы Шарипова. На допросе он сообщил, что выполнял операцию шефа. Ягодкин сам разработал план ограбления кассира Расулова. Он думал, что примет в ней непосредственное участке. Однако в городе появился работник Московского уголовного розыска капитан Крайнев, который знал его в лицо. Пришлось дело поручить Шарипову.
«Какой я была глупой тогда в трамвае, — обругала себя Наташа. — Пора стать более смелой. Выпустила из рук преступников. Да и Розыков — хорош, — рассердилась она. — Ведь он знал приметы Ягодкина».
— Борис!
— Что, Наташа?
— Ты знаешь, где он сейчас?
— Кто? Ягодкин?
— Да.
— Не знаю.
Наташа потянулась к телефону,
— Подожди! — Востриков облизал пересохшие губы. — Я, может быть, тебя больше никогда не увижу… Так, чтобы ты знала — освобожусь, начну жить по-новому, как все: ты, твои друзья… Ну, прощай!..
— Спасибо, Боря!
Она встала и подала ему руку. Он вдруг склонился и припал к ней губами. Потом повернулся и, сутуля плечи, грузно направился к двери…
На другой день утром Наташа доложила Розыкову о результатах разговора с Востриковым. Полковник внимательно выслушал ее и сообщил о последних сведениях, добытых Исмаиловым и Зафаром.
— По-моему, они оба на неправильном пути, — сделала она вывод.
— Может быть, — согласился Розыков.
— Я могу идти?
— Меня интересует ваше мнение о деле?
— Его надо начинать с Шермата.
Полковник не спросил: почему? Кивнул головой — действуйте! — и простился с Наташей.
Первые дни не принесли ей удовлетворения. Она и участковый Каримов проверили всех людей, с которыми был знаком Шермат, однако ни один из них не вызвал подозрения. Больше того, все они хорошо отзывались о своем друге.
Султан Егамбердыев, работник райкома комсомола, с котором Шермат учился в средней школе, сказал: «Это — рубаха-парень. Добрый, смелый, веселый. На него можно положиться.»
Сотрудники клуба, где Шермат работал киномехаником, в один голос заявили, что ничего необычного не заметили в его поведении. «Честный человек, чуткий товарищ, — сообщил директор клуба. — Я хорошо знаю его».
Терзаемая сомнениями, Наташа решилась на крайнюю меру — пришла в дом Шермата, к его матери.
Матлюба-апа не любила, когда ее беспокоили рано утром, поэтому холодно встретила гостью. Она сидела у туалетного столика, заставленного флаконами и баночками и старательно молодила свое уже поблекшее лицо.
Первые несколько минут разговор не клеился. Хотя Наташа и назвала себя знакомой Шермата, Матлюба-апа не доверяла ей. Презрительно скривив губы, она искоса поглядывала на гостью. «Может быть, ей уже известно, кто я?» — подумала Наташа. Надо было вызвать к себе расположение хозяйки, и она громко рассмеялась.
— Неужели Шермат никогда не говорил вам обо мне?
Неожиданная перемена настроения гостьи обезоружила Матлюбу. Она подумала, может быть, Шермат действительно говорил об этой девушке. Как-то он помянул какую-то Зину или Ину. Так, кажется, назвала себя гостья?