Слева от инвалидной коляски президента выстроились советник Гарри Гопкинс, вице-президент Уоллес, госсекретарь Корделл Хэлл, военный министр Стимсон, морской министр Нокс, директор ФБР Джон Эдгар Гувер, адмирал Гарольд Старк, начальник штаба ВМФ, генерал Маршалл, начальник штаба армии, несколько сенаторов и ведущих конгрессменов. Именно с ними совещался и принимал поистине судьбоносные решения президент страны, которая стремительно вырывалась вперед на фоне прогнивших европейских культур. Глава вновь созданного Управления Стратегических Служб полковник Уильям Донован стоял последним в этом ряду. Он был, возможно, единственным, кто не поддержал Рузвельта. Ну, не брать же в расчет этого Маккарти. Президент сделал чудовищную ошибку. Да, проект машины времени «Манхеттен», который позволит заглядывать в будущее, пока не дал никаких результатов. Но потом, когда все получится – Донован был уверен в успехе – потом может оказаться слишком поздно, ведь у Советов такая машина уже есть. А иначе – откуда они все знают?…

Справа стоял строй почетного караула из морских пехотинцев. Лучшие парни Америки, добровольцы. Высокие, сильные и всегда готовые с оружием в руках высаживаться там, где прикажет их президент.

В небе над взлетающим советским самолетом кружила шестерка «Кинг кобр» – почетный эскорт для транспорта делегации бомбардировщика Ту-4, переоборудованного в достаточно комфортабельный дальний пассажирский самолет с мощным оборонительным вооружением. Вдруг одна из машин неожиданно наклонила нос и сорвалась с нарастающей скоростью в пикирование. Очереди сразу из двух пушечных турелей только что оторвавшейся от взлетной полосы «тушки» не смогли помешать «кобре» врезаться в хвост самолета советской делегации. Море огня от вспыхнувшего бензина закрыло часть горизонта. Жар вспышки дотянулся своим теплом до сидящего в инвалидном кресле президента.

– Как же это? Почему? Что же теперь будет???

Фашист Чарльз Линдберг… Летчик, первым в мире перелетевший Атлантический океан. Национальный герой Америки и ярый поклонник Гитлера. Что или кто заставил его? Личные убеждения или люди адмирала Канариса, в руках которых оказался второй ребенок Линдберга?

– Ты хоть понимаешь, что об этом сейчас говорить рано? – было хорошо заметно, что Берия очень устал. Уставший и очень настороженный.

Таким я не видел его с весны, когда без чьей-либо санкции приказал расстрелять без суда братьев Кобуловых и министра внутренних дел Грузии Сергея Гоглидзе [11] . Лаврентий Павлович, сразу как узнал об этом, примчался на Ближнюю дачу к Сталину и потребовал немедленного лишения меня всех властных полномочий. Виссарионович тогда выложил ему все документы следствия, которые тщательно подготовили мои ребята из второго ГУ [12] . Берия тут же поехал ко мне. Первый вопрос, который я тогда услышал, был:

– Почему, Синельников, ты не предупредил меня?

– Лаврентий Павлович, сядьте, пожалуйста, – я пододвинул удобное кресло.

– Почему, Егор? – глаза всемогущего министра за круглыми стеклами пенсне были злыми, удивленными и немного обиженными.

– Потому, что это были ваши люди, – я сделал ударение на «ваши», – и своими преступлениями они бросали тень на своего покровителя. Вы, без всяких сомнений, стали бы их защищать. А эти… своей жадностью предали наше дело. Был бы только лишний шум. Кобуловых и Гоглидзе все равно поставили бы к стенке, но слишком много народу тогда могло узнать, что люди честнейшего маршала Берии – предатели.

– А твои люди, – теперь уже ударение было сделано на «твои», – болтать не будут?

– Нет. Тем более что став моими, они не перестали быть вашими. Так же, как и я сам.

Еще около недели тогда Лаврентий Палыч поглядывал на меня немного косо, а потом взял и привез моей Светланке роскошную норковую шубу. Светка, немного недолюбливающая Берию, подарок приняла только после моего поощряющего кивка. Мы с маршалом дружно поохали, восторгаясь видом восхищенной девушки в поистине королевском подарке. Прощаясь в тот вечер, Палыч крепко пожал мне руку, поглядел прямо в глаза и сказал только одно слово:

– Спасибо.

Значит, понял все правильно и окончательно поверил мне.

Сейчас Берия был таким же уставшим и настороженным, как тогда весной. И еще убитым горем. Я спросил прямо:

– Кто сядет в кресло вождя и возглавит осиротевшую державу?

Лаврентий Павлович бросил на меня оценивающий взгляд.

– Ну уж никак не ты.

– Товарищ маршал, мне не до шуток. Кто?

– Какие сейчас могут быть шутки, Егор? – Берия задумался, – Молотов мог бы… Я не хочу, я…

– Вы не лидер, Лаврентий Павлович, – жестко сказал я, – вы – великолепный руководитель, отличный специалист, очень знающий и умный человек, но не лидер. Но вот решать, кто сядет в кресло Сталина, придется именно вам и прямо сейчас.

Маршал устало посмотрел мне в глаза.

– А ведь ты тоже не годишься. Я верю тебе, но за тобой не пойдут. Да и страна тебя не примет. Молод слишком. Я вообще не совсем понимаю, как ты меньше чем за три года стал из никому неизвестного младшего лейтенанта генерал-полковником, членом Политбюро и одним из главных руководителей страны.

– Правильно. Я сам не желаю. Дело не в возрасте. И вы, Лаврентий Павлович, прекрасно все понимаете. И как я генералом стал, и как в Политбюро попал. Дело совершенно не в этом. После Иосифа Виссарионовича меня всерьез никто не воспримет. Тогда кто?

Берия задумался и ответил:

– Не знаю.

Я выдержал достаточно большую паузу и только потом сказал:

– Есть только один человек, которого страна примет почти без вопросов, за кем пойдет без всяких сомнений.

– Кто? – удивился маршал.

– Сталин!

– Как это, – не понял сначала Берия, – он же мертв. Ты, Егор, думаешь что говоришь?

Я молчал и смотрел прямо в глаза маршалу. Постепенно выражение его лица стало меняться с удивленного на очень удивленное и не верящее.