Удар попал в точку. Месяц назад, когда Коллинз решил дать согласие занять пост министра юстиции, он услышал то же самое от Карен. Жене ответ нашелся, но отвечать человеку, абсолютно незнакомому, он не собирался. Вместо этого Коллинз сказал:

— Вы предпочли бы увидеть на моем месте кого-нибудь другого? Ставленника директора Тайнэна, например? А почему, по-вашему, я согласился принять эту должность? Потому что считаю, что славные люди должны приходить к финишу первыми. — Он снова посмотрел на часы и поднялся из-за стола. — Сожалею, мистер Янг, но наше время истекло. Знаете что, позвоните мне через два-три месяца. Я тогда уже основательно освоюсь и, может быть, сумею помочь вам больше. Кстати, мистер Янг, давно вы работаете с директором Тайнэном?

— Почти шесть месяцев. По разу в неделю.

— Ну так скажите мне: что вы о нем думаете?

Янг слабо улыбнулся.

— С вашего позволения, мистер Коллинз, я прибегну к пятой поправке. [3] Она ведь еще не отменена, не правда ли? Эта работа дает мне кусок хлеба, не хотелось бы ею рисковать. Спасибо вам.

С этими словами Янг ушел.

Углубившись в бумаги, Коллинз вскоре забыл о посетителе — убийства, похищения, заговоры и мятежи требовали всего его внимания.

Зазвонил телефон. Коллинз поднял трубку.

— Слушаю.

— Извини, если я тебе мешаю, дорогой… — раздался голос Карен. — Я просто хотела уточнить, когда за мной зайдет машина. В семь?

— Без четверти. В семь мы уже должны встретиться и через пятнадцать минут быть в Белом доме. Президент хочет, чтобы все собрались вовремя — будет транслироваться голосование из штатов Нью-Йорк и Огайо.

— Но почему ты должен смотреть телевизор вместе с ними?

— Во-первых, так хочет президент, а это уже достаточная причина. Во-вторых, я министр юстиции, а сегодня вечером решается судьба тридцать пятой поправки, что меня непосредственно касается.

— Да, да, я понимаю. Не сердись на меня, Крис. Я как-то не сообразила сразу, что сегодня такой важный вечер. — Карен помедлила. — Крис, а мы хотим, чтобы поправка прошла? Я читала о ней много плохого.

— И я тоже, милая. Не знаю. Я правда не знаю, что хорошо, а что плохо.

Повесив трубку, переложив часть бумаг в ящик для исходящих документов, засунув остальные в портфель. Коллинз думал о Карен. Она заслуживала самого лучшего отношения с его стороны. Он ведь знал, что предстоящий вечер — мука для нее. Карен с самого начала была против его перехода из частной юридической фирмы в Лос-Анджелесе в государственный аппарат в Вашингтоне. Еще больше ей не нравилось его недавнее назначение на пост министра. Карен пыталась доказать Коллинзу, что его новая работа обречена на неудачу. Каким бы важным ни был его пост, все равно, в конце концов, его сделают козлом отпущения. Страна катится к катастрофе, а его поставили у руля. И, помимо всего остального, Карен отнюдь не хотелось дружить по обязанности, общаться с неприятными ей людьми и быть на постоянном прицеле у прессы, как этого требовало новое положение Коллинза. Они были женаты всего два года — для обоих вторым браком, — и Карен была на четвертом месяце беременности: она хотела лишь семейного уюта.

Коллинз поднялся с кресла, твердо решив весь вечер не отходить от жены ни на шаг, как бы трудно это ни было. Он потянулся во весь свой огромный рост, да так, что кости захрустели.

Въезжая в ворота Белого дома, Коллинз увидел из окна своего «кадиллака» огромную толпу репортеров.

Майк Хоган, телохранитель Коллинза, повернулся к нему с переднего сиденья и спросил:

— Будете с ними беседовать, мистер Коллинз?

— Не хотелось бы…

Выйдя из машины у Северного портика, Коллинз взял жену под руку и торопливо зашагал к подъезду вслед за Хоганом. С журналистами он был приветлив, но неразговорчив и ответил лишь на один вопрос, прежде чем скрыться в дверях.

— Говорят, вы будете следить сегодня за голосованием по телевизору! — крикнул ему журналист из телекомпании. — Каких вы ждете результатов?

— Мы будем смотреть «Унесенные ветром», [4] — ответил Коллинз. — Надеюсь, что Север победит.

У входа в зал заседаний их встретил главный помощник президента Макнайт и быстро повел вдоль зала, чтобы они могли поздороваться со знакомыми и представиться незнакомым — с вице-президентом Фрэнком Лумисом и его женой, с личной секретаршей президента мисс Леджер, с Рональдом Стидмэном, сотрудником Чикагского университета, по просьбе президента возглавившего его личную службу опросов общественного мнения, с министром внутренних дел Мартином, с лидерами конгресса и их женами и, наконец, с самим президентом Уодсвортом.

Президент, стройный, элегантный, учтивый, с изысканными, чуть ли не придворными манерами человек с темными, седеющими на висках волосами, с острым носом и скошенным подбородком, взял за руку Карен, пожал руку Коллинзу:

— Что же, Крис, похоже, сегодня нам улыбнется счастье.

— Будем надеяться, мистер президент, — ответил Коллинз. — Каковы последние новости?

— Как вы помните, сенаты штатов Нью-Йорк и Огайо ратифицировали тридцать пятую еще вчера. Так что сейчас мы всецело в руках ассамблеи штата Нью-Йорк и палаты представителей штата Огайо. [5] В Огайо, кажется, дело верное. Стидмен представил мне весьма впечатляющие цифры. С Нью-Йорком сложнее. Может обернуться по-всякому. Большинство опрошенных депутатов не дали определенного ответа или вообще отказались отвечать. Но среди тех, кто дал ясный ответ, количество наших сторонников возросло по сравнению с прошлым опросом. В целом впечатление благоприятное. К тому же последние данные ФБР о росте преступности в штате Нью-Йорк, представленные Верноном… Здравствуйте, Вернон!

Директор ФБР Вернон Т. Тайнэн подошел к ним, заняв собой все свободное пространство. Пожал руку президенту, затем Коллинзу, сделал комплимент Карен.

— Я как раз говорил, Вернон, — продолжал президент, — что данные, которые вы мне передали час назад, должны произвести глубокое впечатление на людей в Олбани. Я очень доволен, что вы так вовремя подготовили их.

— Когда начнется, мистер президент? — кивнул в сторону телевизора Коллинз.

— Минут через десять-пятнадцать. Пока идут комментарии о предыстории вопроса.