Я был совершенно ошеломлен. Мессинг мог встречаться с Калинским? Я мог себе многое представить, но только не это. Что они могли сказать друг другу? Что теперь, после всего, что было, могло их связывать?

Я пытался представить себе Мессинга, который может быть уже начал избавляться от страхов сталинского времени и от воспоминаний о Ташкенте. И вдруг перед ним вырос Калинский, человек из прошлого, ко-торого хотелось забыть навсегда. Чего могла хотеть от Мессинга эта фигура, вынырнувшая из мрака забвения? А не шантажировал ли он его? Но чем, собственно, он мог его шантажировать? Ведь не угрозой разглашения того, как он спровоцировал и посадил в тюрьму великого ясновидца?

Я не находил ответа на возникающие один за другим вопросы. Что это еще за новая чертовщина? А что, думал я, если Мессинг не питал никакой вражды к своему злодею? Может быть, его жизненный поворот в Ташкенте, начавшийся весьма скверно, окончился очень благополучно? А что, если Калинский и Мессинг одним миром мазаны? Что, если освобождение из следственной тюрьмы в Ташкенте надо рассматривать с совсем иной точки зрения?

И я понял: до сих пор я лишь ходил вокруг да около. Я предполагал, что разгадал какие-то тайны, но оказалось, что за ними стоят тайны гораздо более сложные. И что мне, по всей вероятности, придется выкинуть белый флаг…

Загадка Вольфа Мессинга так и остается для меня неразгаданной. Может быть, кому-нибудь посчастливится подобрать к ней лучшие ключи, чем те, которые были у меня. Я же больше не в силах рыться в этой трясине.

Apage, Satanas! Чур меня!