Шрифт:
– Гляньте, ваше благородие, никак наш тащится? – окликнул вышедшего на верхнюю палубу Ильина матрос.
Опираясь на твердую руку Константинова, Ильин обернулся. Точно, на рейд заворачивало маленькое облезлое суденышко с российским бело-голубым флагом.
– Вроде этакой лягухи у нас не имелось! – подивился Ильин. А с «лягухи» уже орали что есть мочи:
– Мы датский наемный пинк с командами разбившихся у Копенхафена ботов. За капитана Корсаков-второй!
Лейтенанта Корсакова-второго на Балтийском флоте знали хорошо. Был он из плеяды отчаянных ботовых капитанов. Тех, что гибнут каждую кампанию в количестве огромном, чудом оставшись в живых, клянутся, что «больше в море ни ногой», а по весне снова просятся на свои гибельные боты.
Едва пинк стал на якорь, как Иван Корсаков уже съехал на «Гром». Вскоре слабо упиравшийся капитан бомбардирского корабля был усажен им в шлюпку и свезен на пинк.
Вахтенный офицер «Грома» князь Костров отметил в вахтенном журнале:
«В третьем часу капитан-лейтенант Перепечин вместе с лейтенантом Корсаковым поехали на датский пинк».
Принявший у него вахту унтер-лейтенант Афанасьев дописал:
«В 8 часов капитан-лейтенант Перепечин вернулся на корабль».
Томительно тянулись дни ожидания. В конце каждых суток в журнале бомбардирского корабля появлялась одна и та же запись: «Стоя фертоинг на якорях, за противным ветром, против местечка Диль, на рейде Доун всякие случаи». Было скучно.
Зато не скучал развеселый Корсаков-второй. На «Девице Казарин» (так игриво именовался датский пинк) без передыху палили из пушек, лейтенант праздновал свои именины. Но вскоре и «громовцам» выпал случай встряхнуться.
Зашедшее в одну из ненастных ночей на рейд тяжело груженное трехмачтовое английское судно, не сумев встать на якорь, навалилось на «Гром». В шканечном журнале «Грома» сохранилась следующая запись: «В 1/2 1-го часа… судно при ветре SWZN и среднем волнении продрейфовало мимо «Грома», на котором стали отдавать канат плехт; в 1/2 1-го часа судно навалило на «Гром» и сделало повреждение с левой стороны в крамболе и в гаубичном порте; на «Громе» в 1 час ночи отдали все канаты, а судно продолжало дрейфовать на «Гром»; «с общего согласия командира и прочих офицеров» отрубили на «Громе» канат плехт, «чтобы не сделать кораблю большего повреждения», и остались на даглисте; судно еще несколько дрейфовало и остановилось поблизости не более 20 саж.; в половине 2-го часа с «Грома» стали палить из 3 пушек «поминутно» и подняли с кормового флагштока фонарь с огнем для призыва лоцманов…»
К немалому удивлению русских моряков, на все их крики на английском судне отвечали молчанием. На палубе же «купца» было вызывающе пустынно.
– И что это за кикимора-то на нашу голову? – злился капитан «Грома» Перепечин. – Чуть было не утопила нас, окаянная!
– Сдается мне, что перепилась эта кикимора изрядно! – мрачно констатировал Ильин. – На трезвую голову так не плавают!
Тем временем к борту бомбардирского корабля подошла шлюпка с берега.
– Какое это судно и кто его капитан? – перегнувшись всем телом через борт, прокричал Перепечин.
– Откуда мы знаем! – отвечали со шлюпки. – Здесь многие плавают! Если хотите все узнать, езжайте на берег к королевскому комиссару! – Кто поедет? – обернулся к офицерам Перепечин. Князь Костров, замявшись, отступил за спину Ильина. – Видать, мне придется! – развел руками лейтенант.
– Перво-наперво разузнай все о сей кикиморе, а кроме того, и о вспоможении нам в отыскании каната да плехта-якоря!
– Шлюпку будем спускать? – поинтересовался Ильин.
– Куда там! – махнул рукой Перепечин. – Ишь как разгулялось!
Дмитрий глянул за борт. Волнение и вправду значительно усилилось. Корабль то и дело ложился попеременно то на левый, то на правый борт, крутясь волчком вокруг положенного на грунт якоря.
– Да, шлюпку на такой волне спускать затруднительно. Не ровен час опрокинет! – согласился он.
В журнале «Грома» вахтенный штурман тотчас написал: «Свою шлюпку за большим волнением и с боку на бок качанием спустить было никак не можно».
– Езжай с английцами! – распорядился Переиечин. – Да будь поосторожней, очертя голову никуда нелезь. Мне мортирный капитан живехонький нужен. Понял, добрый молодец?
Прикинув, когда пришедшая с берега шлюпка в очередной раз ударится волной о борт корабля, Ильин ловко спрыгнул в нее. Следом за ним кубарем полетел лекарь Брюммер, рассчитывавший посмотреть в деревенской аптеке каких-нибудь лекарств.
Очутившись на берегу, лейтенант сразу же отправился в деревеньку Диль к местному королевскому комиссару Бельжаменту. Но тот принять русского офицера отказался, сославшись на позднее время. (На самом деле представитель британского адмиралтейства жестоко страдал от глубокого похмелья.)
– Господин комиссар примет вас не ранее восьми утра! – объявил Ильину величавый лакей.
Дмитрий вытащил из кармана часы. Открыл крышку, глянул. Шел четвертый час утра.
– Дотоле ждать здесь не могу! – объявил он лакею. – Будем все делать сами!
Вскоре с помощью местных жителей ему удалось разыскать домик голландского агента, который любезно предоставил русскому лейтенанту своего лоцмана. И снова впереди штормовое море. Волны захлестывали насквозь продрогших гребцов. Сидя на кормовой банке, Ильин твердо правил прямо на принесшую столько забот и волнений «кикимору».