P.S. Как я вспомнила, что в Молдавии золотошвей статься может мало, то посылаю к вам кованую Георгиевскую звезду, какую я сама ношу».

А тем временем Румянцев развернул свою армию против главных сил турецкой армии. Изнуренные солдаты снова устремились вперед. На сей раз им предстояло сразиться со стопятидесятитысячнои полевой гвардией султана, укомплектованной отборными янычарами. Румянцеву нужна была только победа. Армия доедала последние сухари, делила последние горсти пороха. Обозы давно и безнадежно отстали, на их перехват вовсю спешила к Хотину татарская конница…

Скорый марш завершился у деревушки Гречены. Впереди за холмами тысячами костров пламенел в ночи турецкий лагерь. Не теряя времени, командующий тотчас самолично произвел рекогносцировку. Осмотрев все интересующее его в зрительную трубу, он обратился к стоявшим рядом генералам:

– Если турки осмелятся и одну в сем месте разбить свою палатку, то я их в сию же ночь пойду атаковать!

Ударные силы Румянцева насчитывали всего 27 тысяч солдат, турецкого командующего Халиль-паши – в пять раз больше…

Ранним утром, перейдя Троянов вал, войска Румянцева двинулись на неприятеля. Согласно диспозиции в центре шли каре Олица и Брюса, с флангов их поддерживали корпуса Репнина и Боура. В промежутках между пехотой рысила кавалерия. Хорошо зная неприятеля, Румянцев ждал конных атак, и его предположения полностью оправдались. В клубах пыли налетела турецкая конница, и бой закипел! Русские полки мгновенно ощетинились сталью штыков, ударила картечью артиллерия. Турки было попятились, но вскоре нанесли сокрушительный удар по войскам Брюса и Репнина, окружив их. Часть спагов, спешившись, засела в близлежащем овраге и принялась прицельно расстреливать проходившие мимо полки. Падали раненые и убитые… Положение спасли артиллеристы генерала Мелиссино, расчистившие продольным огнем овраг. Турки бежали. Одновременно отхлынула и конница. Пользуясь передышкой, русская армия продолжила свое движение к неприятельскому лагерю. Впереди всех шагали гренадеры генерала Боура. Вскоре они уже штурмовали турецкий ретраншемент. Два десятка пушек били по ним в упор, но гренадеры штыковой атакой овладели укреплениями.

И вновь турецкая конница набросилась на немногочисленные каре. На этот раз главный удар пришелся по дивизиям Олица и Племянникова. Одновременно десять тысяч янычар с криками «алла!» внезапно ударили из лощины во фланг наступающим и смяли сразу три полка: Астраханский, Муромский и 4-й гренадерский. Смешавшись с янычарами, солдаты дрались храбро, но силы были далеко не равны, и они не выдержали… Преследуя бегущих, янычары устремились к каре Олица и быстро привели его в расстройство. Наступил самый критический момент сражения, а может, и всей кампании. Чаша весов начала клониться в сторону неприятеля.

Мгновенно оценив происходящее, Румянцев вылетел на коне из-за частокола штыков.

– Теперь настало наше время! – на ходу крикнул он адъютанту и помчался навстречу бегущим солдатам. Вздыбив коня перед ними, выхватил шпагу: – Ребята, стой! Хватит пятиться! За мной! Ура! – и первый помчался навстречу врагу.

Пример командующего ободрил солдат, и они с криками «ура!» побежали за Румянцевым. Поддерживая эту отчаянную контратаку, ударила кавалерия Салтыкова и Долгорукого артиллерия. Особые лавры стяжали себе в этой беспримерной схватке гренадеры 1-го гренадерского полка бригадира Озерова. Равных им в отваге не было! И хваленые янычары побежали…

Тем временем орудия генерала Боура и Брюса вели обстрел турецкого лагеря. Корпус же Репнина завершал обход правого фланга неприятеля. Над полем брани со свистом летали ядра, русская артиллерия господствовала.

– Все, – сказал Румянцев удовлетворенно, возвращаясь к поджидавшему его штабу. – Неприятель со всех сторон в огне, доле держаться не может. Пускайте вдогон кавалерию!

Звонко запели сигнальные трубы, и вперед устремилась русская конница.

Неся огромные потери, избиваемые со всех сторон, турки побежали. Напрасно метался с саблей в руке Халил-паша.

– Нет силы сбить гяуров, которые разят нас так, будто сам Аллах желает этого! – кричали ему бегущие.

Не спас положения и особый отряд Мустафы-паши, имевший приказ рубить трусам носы и уши…

Русская кавалерия преследовала неприятеля пять верст. На дунайской переправе гусары добивали остатки лучшего османского воинства.

Румянцев в своей реляции так сообщал Екатерине о сражении при Кагуле: «Ни столько жестокой, ни так в малых силах не вела еще армия Вашего Императорского Величества битвы с турками, какова в сей день происходила… Действием своей артиллерии и ружейным огнем, а наипаче дружным приемом храбрых наших солдат в штыки… ударили мы во всю мочь на меч и огонь турецкий и одержали над оным верх…»

Описав все подробности боя и бегство турецких войск и находившихся вместе с ними польских конфедератов к Дунаю, Румянцев с гордостью отмечал: «Да позволено мне будет, всемилостивейшая государыня, настоящее действие уподобить делам древних римлян в том, в чем Ваше Императорское Величество мне их примеру подражать велели; не так ли и армия Вашего Величества поступает, что не спрашивает» как велик неприятель, но ищет, где только он».

2-го августа 1770 года Екатерина в письме к Вольтеру писала: «Дней десять тому назад я извещала вам, что граф Румянцев разбил татарского хана, соединившегося е турецким корпусом, что он у них отнял палатки и артиллерию на речке, называемой Ларга.