— Как зовут того, что сейчас со мной разговаривал? — спросил у мальчика Конан.

— Святой отец Мирзес.

— Мне как будто знаком его голос, — размышлял Конан. — Это новый викарий? А ну-ка, паренек, поддай жару! На таком огне только воду кипятить.

Конан не встречался с Рудабе почти неделю, он видел ее только во время ритуального танца перед статуей Заца. Конан приходил в храм рано и выбирал место поближе, чтобы лучше видеть изваяние паука. В ясные дни солнце светило через отверстие в куполе, и Конан отчетливо различал четыре глаза на верхней части идола с расстояния в двадцать локтей.

Острые глаза варвара сумели различить тонкие кольца вокруг каждого глаза — по цвету чуть светлей, чем черный монолит статуи. Наверное, это были металлические либо цементные кольца, при помощи которых драгоценные опалы прикреплялись к камню. Чтобы забрать драгоценности, необходимо было снять эти кольца, причем сделать это очень бережно, не повредив сокровище. Конан, в бытность свою вором, имел дело с драгоценными камнями и потому знал, как хрупки опалы.

И однако страсть его к Рудабе не ослабевала, но мучила его все больше и больше. Как только Амитис сказала, что дочь должна прийти к ужину, Конан вышел в сад и взволнованно бродил там, поджидая девушку.

С одной стороны, думал Конан, жгучая страсть, будто стремительный вихрь, увлекает его за собой, побуждая бросить бродячую жизнь, полную приключений, жениться на Рудабе согласно заморийским законам и стать почтенным гражданином, который печется о своей разрастающейся семье, служит в городской страже, молится в храме и платит церковную десятину.

Но, с другой стороны, свободолюбивая, необузданная душа Конана с ужасом отшатывалась от этой картины, как от ядовитой змеи. Значит, надо было забыть девушку и бежать немедля — либо с похищенными драгоценностями, либо без них. Если Феридун нашлет на страну мор, и так и так придется бежать — вместе с девушкой или одному.

Рудабе вышла в сад, и Конан раскрыл ей свои объятия. Но она, покачав головой, сказала:

— Не мучь меня, Ниал. Я и вправду люблю тебя, но ты знаешь, на каких условиях я согласна стать твоей.

— Но, девочка моя, — начал было возражать Конан, однако Рудабе остановила его жестом:

— У меня есть новости… Ты знаешь, что исчезла госпожа Джамиля?

— Да, до меня дошли слухи.

— Верховный Жрец в ярости. Некоторые жрецы подозревают тебя.

— Меня? — тоном оскорбленной невинности переспросил Конан. — На что мне сдалась туранка?

— Им известно, что ты встречался в гостинице Бартейка с дипломатом, который исчез в ту же ночь. Тебя бы уже схватили, но Феридун утверждает, что улик недостаточно. Надо признать, старик верен своим принципам. И потом, — продолжала Рудабе, — если слухи правдивы, Верховный Жрец точно назначил день переворота. Джамилю держали как заложницу, чтобы обеспечить лояльность туранского короля. А теперь, когда женщина бежала, Верховный Жрец вынужден действовать незамедлительно, прежде чем король услышит о ее освобождении. Феридун приказал всем храмовым служителям быть в готовности через семь дней. Когда колокол забьет тревогу, мы должны разойтись по своим комнатам и запереться там.

Конан хмыкнул, обдумывая новость. Ему следовало бы спрятать подальше веревку, пока какой-нибудь жрец не разнюхал, что к чему.

Амитис позвала ужинать, и они вошли в дом. Потом Конан проводил Рудабе в храм и отправился в Кшесрон. Ему предстояло срочно разработать план набега, а размышлять он любил, сидя в одиночестве за кружкой вина.

— Здорово, Ниал! — приветствовал его зычный голос Катигерна, капитан дружески подтолкнул приятеля локтем. — Сыграем?

Бритуниец тряхнул игральными костями, зажатыми в кулаке.

— Спасибо, но не сейчас, — уклонился Конан. — Мне нужно побыть одному.

Катигерн пожал плечами и пошел искать другого компаньона. Конан вновь погрузился в раздумье. Опустошив еще несколько кружек, он вдруг услышал гортанный, чуть шепелявый голос. Рядом стоял Псамитек, стигиец.

— Достопочтенный Ниал, — произнес худощавый смуглокожий книжник. — С тобой желает поговорить вне таверны некий человек.

— Пусть войдет сюда, — буркнул Конан. — Здесь, на свету, он разглядит меня лучше.

Ученый слегка улыбнулся,

— Это женщина, — уточнил он. — Не пристало ей находиться в этой грязной забегаловке.

— Женщина? — хмыкнул Конан. — Какого демона…

Он встал, гадая, не Джамиля ли вдруг вернулась по какой-либо непредвиденной причине, но это было бы безумием.

У порога гостиницы, при свете ущербной луны, стояла Рудабе; пламя, горевшее в лампаде над дверью, бросало на нее свои отблески. У Конана при взгляде на девушку перехватило дыхание: Рудабе вместо скромного уличного платья была одета в костюм храмовой танцовщицы, состоявший из переплетенных бус.