Шрифт:
— Нас трое, — прервал его колдун.
— Неужели ты будешь сражаться вместе с нами? — с удивлением спросил Конан.
— Почему нет, почему нет? — задумчиво отозвался колдун. — Если вы погибнете, они убьют меня за то, что я приютил вас. Поэтому я должен помочь вам всем, чем смогу. — Хитро улыбнувшись, он добавил: — А я еще не забыл некоторые уловки.
В то время, когда колдун пошел осматривать укрепления, киммериец облачился в кольчугу искусной работы, надел стальной шлем и наколенники из тонкой бронзы. На выбранной им позиции положил прочный щит, топор и воткнул в мягкую землю целый ряд дротиков так, чтобы в нужный момент они оказались под рукой.
Тем временем вернулся Саботай. Он прекрасно вооружился сам и принес с собой целую груду оружия. Окружив себя своим любимым оружием: мечом, огромным луком и множеством стрел, он разложил также в непосредственной близости от себя еще целый арсенал ножей, мечей и копий. После всех этих приготовлений Саботай словно окунулся в поток чистой воды, и его упрямая уверенность в себе удвоилась.
— Удивляюсь, почему они все еще не пришли! — сказал Саботай. — Уж не боятся ли они нас, или они про нас уже забыли?
Ясимина оглядела гирканца так, словно он был вредным насекомым.
— Идиот, неужели ты не знаешь, что сегодня выходной, установленный Сетом для молитв и отдыха? Никто не может работать до захода солнца.
— Почему ты не сказала об этом раньше? — проворчал Конан. — Тебе бы принесли ужин.
— Я не стану помогать тебе, варвар, я прекрасно обошлась и без еды. Ты враг Сета.
Солнце было уже на горизонте. По равнине, которая растянулась между могильными холмами древних королей и нависшей Горой Могущества, сердцем невидимой империи Дуума, поползли багровые тени. Конан, Саботай и старик-колдун смотрели из своего укрытия на темнеющий запад и ждали. Ожидание действовало им на нервы, потому что они твердо знали, что как только мрак сотрет последние отблески догорающего дня, полулюди-полузвери начнут атаковать их.
— Что это за звуки? — спросил Саботай, вздрогнув, когда вдруг на холме раздалось какое-то пение. Осторожно выглянув из укрытия, они увидели привязанную у могильного столба принцессу, которая стояла и смотрела вдаль, на заходящее солнце, туда, где бесплодная равнина переходила в гору, и ветер развевал ее длинные волосы. Последние лучи солнца поцеловали ее обращенное на запад лицо и залили золотом обнаженные руки и плечи.
Песня, которую она пела, была непривычна для слуха. Ее все расширяющаяся мелодия, в которой звучала страсть и тоска одновременно, действовала на слушателей странным образом. Сама же Ясимина была похожа на жрицу, ведущую за собой людей, хотя одежда ее была испачкана и изорвана.
— И что теперь? — прошептал старик, не отводя глаз от колдовских движений девушки и поддавшись чувственной магии ее пения.
Саботай как завороженный слушал эту неземную мелодию.
— Как прекрасно! Что она поет? — прошептал гирканец.
— Не обращай внимания! — ответил Конан. — Это один из гимнов змеиного бога, направленный на привлечение последователей Сета. Он несет с собой разрушение. Не слушай!
Когда звезды осыпали темный свод небес, Конан поднял глаза к ясному ночному небу, — он очень устал от бесконечного ожидания. Конан редко молился Крому, богу киммерийцев, ибо знал, что бессмертные боги равнодушны к делам людей. Однако перед лицом неминуемой гибели варвар обратил к небесам свою молитву:
— Кром, у меня нет красивых слов молитвы, а для тебя исход этой битвы безразличен. Ни ты, ни кто другой не сохранят воспоминаний о том, за что мы сражались и как мы погибли. Но мужество нравится тебе, Отец Кром, и для меня это важно. Сегодня ночью три отважных человека будут сражаться с сотнями, и это ты мог бы запомнить. За мою храбрость и мою кровь я прошу только одного: дай мне отомстить прежде, чем я умру.
Принцесса замолчала, и тишина опустилась на черную землю. Ветер слегка шевелил высокую траву. Стая морских птиц с жалобными криками пролетала мимо и растворилась в темноте. Где-то запел сверчок.
Убаюканный тишиной и уставший от непомерных трудов дня, Конан отдыхал, опершись о рукоятку топора. Неожиданно, сам не зная почему, он поднял голову и начал всматриваться в сгущающиеся сумерки. Его инстинкт варвара подсказывал ему, что вот-вот что-то должно произойти.
Словно материализовавшись из ночных кошмаров Конана, множество всадников, черных на сером фоне угасшего дня, топотом копыт лошадей и лязгом оружия разорвали тишину. Они, словно ураган, обрушились на холм, где Конан и Саботай поставили свои укрепления. Над головой знаменосца развевалось все то же незабываемое знамя с двумя перевитыми змеями, поддерживающими черный диск солнца.
Служители змеиного бога, безликие, в дорогих шлемах подняли над головами копья и мечи и завыли, как волки на полную луну. Они не успели еще достигнуть холма, а земля будто разверзлась под ними. Трое всадников попали на колья рва, приготовленные для них киммерийцем и его товарищем.
Одна лошадь сумела выбраться из этой ловушки и, не обращая внимания на своего беспомощного хозяина, умчалась прочь. Получеловек вылез за ней и, прихрамывая, побежал вдогонку за обезумевшим конем.
Другие лошади, послушные умелым наездникам, перепрыгнули скрытый ров или объехали его. Теперь всадники не спеша поднимались по склону в поисках врага. Варвар выступил из-за укрепления. Он стоял у всех на виду в полный рост, мрачный гигант в угасающем свете сумерек. Когда один из всадников приблизился к нему, Конан метнул дротик и услышал глухой звук падения. Тут же новый всадник оказался около него, и Конан метнул топор, который вонзился в ключицу врага.