— О, Муриллио, избавь меня от этого.

— Суть в том, что это были годы. Полные годы. Приятные. Когда я на закате, по крайней мере, могу оглянуться, вспомнить деньки — ну ладно, ночки — своей славы. Но здесь, наедине с несчастной…

— Да, я понимаю тебя. Заметь эти медные украшения на ней — вон, ты можешь видеть пару браслетов на запястьях. Дары Крюппа, из Даруджистана.

— И что с ними?

— Ну, я же говорю. Ты заметил? Странная вещь. Они ярче, светлее, когда она спит?

— Неужели?

— Готов поклясться на стопке носовых платков Крюппа.

— Необычно.

— Сейчас они тусклые, хотя…

Наступило молчание — двое мужчин склонились над нею. Спустя миг лежащая на плече рука слегка сжалась.

— Ах, дорогая моя, — прошептал Муриллио, — я готов взять свои слова обратно…

Почему? Они правы. Слова из твоего сердца, и благородные, учитывая беспутную юность. Ты наделил словами мое проклятие. Ничего не изменится. Я достойна жалости? Кажется, только когда сплю. В лицо вы мне ничего не скажете, посчитаете молчание милосердием. А для меня это насмешка, признак равнодушия.

А мое молчание? Я не заговорю с этими милыми людьми, стоящими надо мной? Какой из своих пороков я обнажу тогда?

Ваша жалость, кажется мне, не сравнится с моей.

Потом ее думы унеслись прочь. Явились безлесные охряные пустоши ее снов. Она здесь.

Она бросилась бежать.

Войдя в свой шатер, Даджек швырнул перчатки о стену. Его лицо потемнело от ярости.

Вискиджек откупорил кувшинчик с элем и наполнил два кубка, ожидавшие их на невысоком походном столике. Оба воина были покрыты потом и пылью.

— Что это за безумие? — проскрежетал Верховный Кулак, осушив один из кубков и начав ходить от стены к стене.

Вискиджек вытянул раненую ногу. Кресло заскрипело под ним. Он сделал большой глоток, вздохнул и сказал: — О каком безумии ты говоришь, Даджек?

— Ну, список чертовски длинный. Увечный Бог! Об этом кривом ублюдке ходят самые мрачные легенды…

— Поэма Рыбака Кел Тата о Сковывании…

— Я не читаю поэм, но знает Худ, я слышал об этом от бардов в тавернах и подобных местах. Яйца Фенера, на такую войну я не подписывался.

Вискиджек внимательно поглядел на Верховного Кулака. — Так не иди.

Даджек остановился, посмотрел на заместителя. — Продолжай, — сказал он через миг.

— Бруд всегда знал, — ответил тот, так энергично дернув плечом, что заморгал. Как и Корлат. — Если знал он, то можешь уверенно сказать то же о Аномандере Рейке. И Каллоре — хотя мне и не нравится алчность в его взоре.

Итак, двое Властителей и один желающий им стать. Увечный Бог слишком силен для таких, как ты и я. Оставь его им — и богам. В конце концов, и Бруд и Рейк были при Сковывании.

— То есть это их заварушка.

— Откровенно говоря, да.

— Потому что мы все платим и еще заплатим слишком высокую цену, и очень скоро. Вискиджек, я не хочу увидеть свою армию использованной как расходный материал в этой особенной игре. Мы шли сокрушить Паннион Домин, империю смертного — насколько это было известно.

— Кажется, Даджек, манипуляциями занимались обе стороны.

— И это должно меня успокоить? — Глаза Верховного Кулака горели гневом. Он некоторое время взирал на заместителя, потом осушил эль одним глотком. Отшвырнул пустой кубок.

Вискиджек подобрал и наполнил его. — Едва ли нам можно жаловаться на манипуляции, — пробурчал он, — точно, дружище? — Даджек помедлил, потом хмыкнул.

Действительно. Успокойся, Верховный. Очисти разум. — Кроме того, — продолжил Вискиджек, — я верю.

— Во что? — фыркнул командир. — В кого? Прошу, расскажи!

— В некоего низенького, пухлого, противного человечка…

— Крюппа? Ты с ума сошел?

Вискиджек улыбнулся. — Старый друг, взгляни поверх своего пенящегося гнева. Твоя ярость — от чувства, что тебя используют. Водят за нос. Возможно, обманывают. Теперь подумай, как должен себя чувствовать Властитель вроде Каладана Бруда, узнав, что и его водят за нос? Способно это расшатать его самоконтроль? Способно это заставить его выдернуть молот и попытаться прихлопнуть этого лощеного, наглого кукловода?..

Даджек замер на месте. Губы искривились в усмешке: — Иными словами, он принимает Крюппа всерьез…

— Даруджистан, — ответил Вискиджек. — Наша великая неудача. В то время я чувствовал, что кто-то где-то дирижирует всеми клятыми событиями. Не Аномандер Рейк. Не Кабал. Не Воркана и ее ассасины. Кто-то еще. Кто-то скрывшийся так умно, так ужасающе… умело… что мы были беспомощны, совсем беспомощны.

А потом, на переговорах, мы узнали, кто ответственен за возрождение Порван-Парус в качестве Серебряной Лисы, ривийки, семени, посаженного и рожденного в неведомом садке. За сведение воедино нитей — Ночная Стужа, Беллурдан, сама Парус. И, как теперь кажется, и за возвращение Старшего Бога К'рула в его земное царство. Наконец, самое заметное — Т'лан Имассы. Парус, Ночная Стужа и Беллурдан — все из Малазанской Империи — возрождены как ривийская женщина из армии Бруда… в преддверии переговоров, возможности большого союза… как чертовски своевременно появление ребенка, способного стать мостом между лагерями…