И видимо не случайно, что немецкий карнавальный театр из мыслимых и немыслимых персонажей более всего отдает предпочтение чертям. Чёрт-Он, чёрт-Она, черти-Дети, черти-Родители, чёрт-Она на выданье, чёрт-Он в поисках. А потому рожки – любимый атрибут взрослых и детей.

И, конечно, черт в гуще карнавальной жизни. Не случайно в конце тридцатых годов двадцатого столетия во время кельнского карнавала иудеев/евреев не только пародировали, но и громили синагоги.

Главного нет в Германии!

Духовности нет. Нет всепрощения, всепонимания и всеобщей любви. И потому нет легкой всеобщей радости и светлой печали от прошедшего праздника. Настоящий русский народный праздник – это всепрощение, все понимание, а не только игра. А немецкий карнавал – это праздник самовосхваления и глумления.

И неважно уже над чем глумление – даже если это церковь, или культура, или история. Неважно. Вот так немцы когда-то доигрались до двух войн в двадцатом веке. Каждый раз это были игры в экспансию, в величие немецкого духа, в наведение немецкого порядка, в миссионерство, с помощью которого можно очистить не только немецкое общество, но весь мир. И когда игра стала частью существования, когда грань разрушилась между воображаемым и реальным, немцы пошли в атаку на мир, вооруженные и одухотворенные – как им казалось – силой порядка, который им явился в виде правды, единственной на тот момент возможно. Ошибка немцев в том, что они уверовали в единственность своей правды. Уверовав в единственность своей правды, немцы превратили весь мир в языческое капище, на котором они решили принести все народы в жертву своей правде, превращенной в идола.

Немцам полезно поражение. Поражения в двух войнах в двадцатом веке приостановили деградацию немецкой культуры, немецкого национального самосознания немецкой религиозности. Победа объединения нации после разрушения берлинской стены ускорила духовную деградацию немецкой нации.

Сейчас в обыденной немецкой жизни нет Бога. В нем нет потребности у рядового немца. Внешняя, материальная, бытовая, светская жизнь настолько укрепилась, что не возникает и потребности в мистической окраске. Все твердо, ясно, определенно, точно и надежно.

«А что еще может добавить Господь?!» – Рассуждает немец. – «Я и так могу иметь, все, что хочу, надо лишь заработать денег».

К тому же эта жизнь настолько усложнена и сурова в борьбе за свое место, что на мистику, на веру в Бога не остается времени. Потребность в мистике удовлетворяется карнавальным шествием и ночным костром, в котором вместе с карнавальной куклой сгорают все немецкие грехи.

Теперь немцы – совершенно языческая нация. Трудно себе представить, чтобы немецкий канцлер подошел под благословение к церковному своей иерарху. Во-первых, демократия не велит, во-вторых, пресловутая западная политкорректность не позволяет. В лучшем случае, рядом с конституцией страны где-то слева будет лежать библия Гуттенберга, или Мартина Лютера, или Эразма Роттердамского.

Немцы – языческий народ. И такое впечатление, что сейчас как никогда на протяжении последних полутора тысяч лет. Язычество немецкого народа продвигается вглубь народа, захватывая силой своей вольности и внешней, формальной демократичности огромные народные массы.

Нет.

Не понимаю я немцев. Даже если оставить в стороне их мистическую ущербность.

Как можно любить и восторгаться действием, во время которого лица немцев сливаются в одно большое, – даже не лицо, – а выражение, посредством которого лицо карнавала напоминает жопу, – голую, поросшую редкими белесыми волосками, мускулистую немецкую жопу.

031699. В Кёльне нет постоянных крестьянских рынков. Рынки – как импровизированные эстрады, проходят по определенным дням. Маленькие рынки – это атавизм. Рыночная экономика в Германии давно не стихийна. Рыночная экономика – очень регламентирована.

Вторнично-пятничный крестьянский рынок рядом с домом – это фрукты, овощи, экзотические деликатесы, например, огромные средиземноморские оливки и маслины, специи, вещи. И цветы. Удивительные голландские тюльпаны, много цветов в горшках. Дешевле в два-три раза, чем в магазинах. Недорого. Даже по московским меркам.

Ценообразование – удивительная субстанция. Цены в России вполне соизмеримы с немецкими, при том, что средний уровень доходов в Москве в десятки раз ниже среднего уровня доходов в Германии.

Людей на рынке много. Судя по классу подъезжающих машин, люди не нищие. Но немцы любят экономить.

Но самого активного населения, как и обычно днем в городе, на рынке нет. Активное население зарабатывает деньги, чтобы их потом экономить.

Кто сказал, что немцы сухие, педантичные люди. Немцы – это прежде всего выдержанные, целеустремленные, страстные и романтические люди. Только такая нация может отказаться от ограничений на скорость на дороге и разрешить народные общие бани.

От бешеной интенсивности и невероятной сосредоточенности на результат, немцы в массе превратились в очень жестоких и жёстких в массе людей, а как следствие, немцы в массе чрезвычайно сентиментальны, до приторности. Очень распространено при прощании говорить – «tsch"ushen», что звучит не просто «привет», но «приветичек». А про маленького ребёнка принято говорить – «s"usshen», что значит, «сладенький».