Шрифт:
Основная тема «Германии» обнаруживается поэтом с самого начала поэмы. Когда в печальный ноябрьский день поэт подъезжает к Германии, он слышит песнь маленькой нищенки. Это знакомая песнь отречения от жизненных благ, песня смирения, сочиненная господами для того, чтобы держать в смирении, рабов. От этой песни отрекается Гейне.
Я знаю мелодию, знаю и текст, И авторов знаю породу: Они тайком лакают вино, А вслух проповедуют воду.А в противовес ей, этой песне, придуманной ханжами и деспотами:
Я новую песнь, я лучшую песнь, Друзья, для вас сочиняю: Мы здесь, на земле, должны Создать блаженство рая. Мы счастливы быть должны, Забыв житейскую копоть, - И все, что добыто рабочей рукой Ленивому брюху не лопать. Хватает хлеба на земле Здесь каждому на долю, И мирт, и роз, любви, красоты, И горошка сладкого вволю. Да, сладкий горошек пусть каждый ест. Когда стручки созреют, Пусть небесами - воробьи И ангелы владеют.Здесь Гейне повторяет старую свою мысль, высказанную еще в письме к Лаубе в тридцатых годах, - мысль о том, что человечество «благодаря успехам промышленности и экономики стало возможным вывести из нищеты и дать ему царство небесное на земле».
Эту социальную перестройку он намечает в светлых и радостных тонах, хотя его патетика и носит отблеск романтизма, переплетенного с сенсимонистской религиозной доктриной:
С Европой-девой обручен Свободы гений прекрасный, И оба они обнялись и слились В лобзании первом страстно. Хоть нет попа благодати тут, - Но не опорочен брак этим. Хвала невесте с женихом, А также их будущим детям. Гимн новобрачным - песнь моя, Песнь лучшая, иная. Восходят звезды высших тайн В душе у меня пылая, - И звезды духа так буйно горят, Ручьями огня бушуя, - Мне чудятся, давно я окреп, Дубы разломать могу я.Лишь на немецкую почву я стал, Сок дивный проник мне в жилы - Притронулся к матери вновь великан, И опять в нем воскресли силы!После патетического пролога - обычное снижение стиля. Снова мелькают «путевые картины», и с реалистическими деталями. Гейне изображает этапы путешествия на немецкую родину, совершенного им в 1843 году.
Правда, изображаемый Гейне путь не соответствует действительности. Он выехал из Парижа 21 октября 1843 года и ехал через Брюссель, Амстердам и Бремен. Этапы же пути, описанные в «Германии»: Аахен, Кельн, Мюльгейм, Унна, Тевтобургский лес, Падерборн, Миндан, Бюкебург, Ганновер и Гамбург.
С самой немецкой границы Гейне в путевых образах рисует Германию перед революцией 1848 года. Он начинает с показа таможни, которая тщательно следит за тем, чтобы за ее заставу не проникла «французская зараза»:
Обнюхали все, копались везде, В платках, рубашках, кальсонах: Искали и кружев, и ценных вещей, А также книг запрещенных. Что ищете в сундуке, глупцы?! Здесь нечем вам поживиться: Та контрабанда, что я везу, В моей голове таится.Попутно Гейне вскрывает настоящий смысл выдвинутого буржуазией лозунга о германском единстве:
«Союз таможен, - оказал сосед, - Народность нашу проявит: Раздробленный край наш родной он вновь Единым целым представит. Единствам внешним он нас дарит И, так сказать, материальным, Единством внутри нас цензура снабдит, По правде идеальным, -Она единством внутри снабдит, И в чувствах и в помыслах. Нужно - Единой Германией ныне стать - Единой внутри и наружно».Новые экономические формы единства Германии не изменили, однако, внешнего облика Пруссии:
Все тот же дубовый и точный народ, По-прежнему их движения Прямоугольны, а на лице Застывшее самомнение.Взор Гейне останавливается на прусской военщине, на ее новом наряде, на высоком шлеме со стальной иглой:
Но я боюсь, что эта игла, Когда проза настанет, На романтичные лбы огонь Новейших молний притянет.С силой политического памфлета Гейне расправляется с прусской военщиной, монархической реакцией и католическими клерикалами. Вот острая инвектива на прусского орла:
На вывеске в Ахено вновь Я птицу встретил взглядом, Мне ненавистную. Она Меня обдавала ядом. Эй, птица противная! Я тебя Когда-нибудь поймаю, Я перья выщиплю твои И когти тебе сломаю. Потом тебя я посажу Вверх на жерди голой, А сам я рейнских стрелков созову Сюда для стрельбы веселой. И тот, кто птицу собьет с шеста, - Короной, скипетром властвуй, Ты, дельный муж, сыграем туш И крикнем: «Король наш, здравствуй!»