На деньги гостей рос и богател Шадизар, на них укрепляли старые и возводили новые стены, строили дворцы, золотили купола храмов. И всем здесь находилось дело и заработок: и сборщикам податей, и стражникам, и писцам, и судейским чиновникам, и ростовщикам, и держателям таверен да веселых домов, и носильщикам, и водоносам, и шорникам, и медникам, и золотых дел мастерам — да мало ли кто кормился здесь и, в свою очередь, кормил этот город?

Ну, а где звенят монеты, там истинный рай для всяческих темных людишек: разбойников и мошенников, мелких воришек и взломщиков, скупщиков краденого и прочих обладателей ловких рук, умельцев в мгновение ока облегчить кошелек ближнего — то ли зазевавшегося купца, то ли деревенского простофили.

В таком городе юному Конану еще бывать не доводилось; он шел по чистым мощеным улицам, где за оградами из камня возвышались великолепные особняки, окруженные пышными садами; сияли разноцветные купола святилищ Митры, Бела, Иштар и других богов, тихий шепот фонтанных струй наполнял вечерний воздух прохладой и свежестью.

«Неплохое местечко, клянусь Кромом!» — отметил про себя юный киммериец. Перед его мысленным взором предстали бескрайние ледяные пустыни Гипербореи, и воспоминание это было таким отчетливым, что Конан даже поежился, несмотря на теплый ветерок, ласково овевавший его усталое тело. Он не знал еще, что в этом городе есть не одни лишь богатые кварталы, но и кривые пыльные улочки да проулки, где живет простой люд. Это будет потом, после; а пока — так уж случилось! — он попал в Шадизар прямо с парадного входа. Прохожих почти не было, лишь изредка проносилась колесница какого-нибудь знатного вельможи, запряженная сытыми лошадьми, с разряженным возничим да парой слуг с увесистыми дубинками; иногда в сопровождении пары вооруженных охранников и бежавшего впереди человека с фонарем на шесте попадался паланкин.

Конан прошел уже несколько улиц в поисках таверны и веселого дома, где Он надеялся найти кров, пищу и, конечно, женщину — ибо за время, проведенное в пути, он стосковался по этим простым радостям. Но нет — вокруг были только роскошные дома, дворцы, сады, храмы, и обратиться с расспросами куда-нибудь он не решался: почти все двери были закрыты на запоры. Справиться с ними, силой либо хитростью, не составило бы для киммерийца особого труда, но каждую дверь, как он полагал, охраняли стражники. В планы же Конана пока не входило затевать большую потасовку; он устал, он хотел есть и пить, он жаждал отдыха для души и тела.

Но тут ему повезло: на противоположной стороне улицы вдруг открылась дверь, и выглянувший оттуда мужчина в синих шелковых шароварах и расшитой желтыми цветами безрукавке поманил киммерийца к себе. Весь его вид говорил о том, что считает он себя человеком важным и значительным, а то, как круглился под его одеянием большой живот, доказывало, что живется ему совсем не плохо.

Привратник или приказчик, решил Конан, направляясь к нему.

— Слушай, приятель, — начал толстопузый, со знанием дела изучая внушительную фигуру варвара, — по виду ты нездешний и, похоже, ищешь работу. Моему хозяину нужны лихие парни вроде тебя, в охрану. Отличная кормежка, оденешься не хуже меня, да и оплата щедрая — двадцать монет в луну. А еще, — тут его рот растянулся до ушей, а лицо стало напоминать хорошо пропеченную и густо смазанную маслом лепешку, — еще у хозяина есть несколько молоденьких невольниц, и, коль он будет тобой доволен, сам понимаешь… — Толстяк причмокнул губами, и глаза его совсем исчезли в складках жирных щек.

Конан замер в нерешительности. Ему очень хотелось мяса и вина, и здесь, наверное, все это можно будет получить сразу, лишь только он согласится. Он уже представил, с каким наслаждением вопьется зубами в отлично прожаренного цыпленка и опрокинет пару чаш терпкого вина, а при одном только слове «невольницы» ноги сами понесли его вперед.

Итак, юноша сделал еще несколько шагов к заветной двери и загораживавшему ее толстяку. Искушение было так велико! Запахи мяса, вина и женской плоти уже щекотали его ноздри… Внезапно Конан опомнился. Как бы ни хотелось ему сейчас, не думая ни о чем, принять заманчивое предложение, но разве за этим пришел он в Шадизар? Чтобы снова сделаться рабом и слугой? Нет, хватит! Этого он успел нахлебаться в Халоге вдоволь.

— Работа мне нужна, да не нужен хозяин, — буркнул он. — А еще лучше бы раздобыть вина и жратвы без всякой работы! Вот и скажи мне, отвислое брюхо, где тут ближайшая таверна?

— Ну и дурень же ты, оборванец! Воображаешь, тебя там накормят? Ха! — Привратник в сердцах плюнул и, потеряв к киммерийцу всякий интерес, хлопнул дверью. Тем не менее изнутри глухо донеслось: — Ступай дальше по улице, там спросишь!

Конан неспешно зашагал вдоль бесконечной череды каменных оград, из-за которых доносились божественные запахи еды, особо чувствительные для человека с пустым желудком. Еще он слышал сладкие напевы флейты, песни и смех веселившихся людей, которым дела не было до того, что он устал, голоден и зол, как оставшийся без добычи тигр.

Между тем улица вывела его на большую площадь с длинными рядами навесов из тростника; позади них виднелись лавки, закрытые коваными стальными решетками с крепкими запорами. В противоположном углу площади Конан разглядел людей в доспехах, которые, собравшись в кружок, о чем-то оживленно толковали. Не иначе как базарные стражники, подумал он, соображая, не подойти ли к ним, поинтересоваться, где тут ближайшая таверна. Однако стражей да охранников он не любил и потому решил не связываться с этим отродьем Нергала.

Пройдя в раздумье еще несколько шагов, киммериец вдруг резко остановился, прислушиваясь к шороху, что раздавался справа от него, за углом ближайшей лавки. На всякий случай он нащупал кинжал, не раз выручавший его во всяких переделках. Но на этот раз тревога оказалась напрасной — это фонарщик, забравшись на длинную легкую лестницу, заливал масло из длинногорлого кувшина в медный фонарь на высоком, отполированном временем столбе.

— Эй, почтенный, не скажешь ли, как добраться до постоялого двора? — спросил Конан.