— Мне пришлось защищать свое человеческое достоинство, — ответил Сеславин.

Ярвенна, не знавшая, что произошло, настороженно перевела взгляд с одного на другого.

— Достоинство! — повел плечом Стейр. — Вы только подумайте! По-вашему, мои ребята не нашли бы способа справиться с этим «достоинством», если бы я им позволил? Да, у вас есть какие-то силы, недоступные обычному земному человеку — видимо, это ваши предки-боги постарались, — но они не беспредельны. Одно дело — зажимы анатомического кресла. А если заковать так, что вы не сможете и пошевелиться… и все-таки вколоть "х-2а"… — медленно договорил он, всматриваясь в лицо Сеславина.

— Я подавлю ее действие, — ответил Сеславин. — С этой дозой я всегда справлюсь, а в передозировке-то вы сами заинтересованы?

— Пусть медики разбираются, — ответил канцлер.

Из этих слов Ярвенна сделала вывод, что Сеславина допрашивали — и он сорвал допрос.

— Вы что, не понимаете, что поступаете против всякой совести? — она подалась вперед. — Вы унижаете нас и даже не задумались об этом ни разу. Почему вы не хотите говорить с нами на равных?

— Свобода, равенство, братство?… — передразнил Алоиз Стейр. — Да вы герои… — и добавил, — мифов. Вы, наверно, в вашей боевой ярости и боли не чувствуете?

— Угу, — подтвердил Сеславин.

— Своей, — Стейр поднял тонкий палец. — А другого? Ведь я мог бы, — ну или не я, а Армилл — извлечь кое-какие методы из багажа наших предков, из светлого прошлого человечества, так сказать. И с помощью обычных древних пыток, о которых Сеславин недавно вспоминал с такой нежностью, выпотрошить одного из вас на глазах другого. Даже не знаю, — он переводил взгляд с Ярвенны на Сеславина, — кто в таком случае ломается быстрее, мужчина или женщина? Или вас научили получать от этого удовольствие? — Стейр рассмеялся.

— Прекратили бы вы ёрничать, канцлер, — возмутилась Ярвенна. — Мы не дети, чтобы пугать нас страшными сказками. Вы ничего нам не сделаете, потому что в любой момент за нами могут прийти соотечественники из нашего мира. И тогда вас спросят о нас…

— Ну и что, — хмыкнул Стейр. — Не начнут же они из-за вас войну миров? Святое дерьмо! Вы — две лабораторные крысы.

— Но вы же хотите узнать, кто придет после нас? С кем вам придется столкнуться? — спросил Сеславин. — Сами видите, связь между нашими мирами существует. Значит, они придут, с непонятными вам целями и умениями. Так что хватит чепуху молоть про пытки и казни. Ничего вы не сделаете.

— Да ничего с вами никто не собирается делать! — раздраженно махнул рукой Стейр. — Я запретил Армиллу применять к вам жесткие методы. Будем говорить "на равных", — он презрительно покривился и отхлебнул из бокала. — Похоже, мы на пороге удивительных открытий…

— Это другое дело, — сказала Ярвенна.

"Учи меня, сучка, — неприязненно подумал канцлер. — Все равно я вскрою вас, как консервы… Таких миров, как ваш Обитаемый, я видал сотни. В другое время мы за сутки бы установили у вас свою власть и научили бы вас, маргиналов, подчиняться высшему вселенскому принципу! Пришлось бы тебе и твоему дружку уважать наши правила, если не хотите всю жизнь жить на пособие по безработице… Место твоего дружка — у конвейера на самом примитивном производстве, а ты бы работала в борделе для низших слоев, поскольку в элитные заведения тебя не возьмут".

— Что ж, между нами — нормальные трения представителей разных культур, — легко сказал Алоиз Стейр Ярвенне. — Давайте забудем о недоразумениях и просто поговорим… Вы плохо понимаете природу власти. Есть одна тонкость. Я бы сказал, парадокс. Власть тем милосерднее, чем она сильнее. Вы уже убедились, что у меня не было необходимости жечь вас каленым железом и бить кнутами, чтобы получить показания. У меня есть сыворотка. И поверьте, с вами бы обошлись еще мягче, если бы вы поддавались гипнозу. Я могу себе позволить милосердие и снисходительность. Вот и «быдляки» наши не жалуются. Я не сажаю на кол и не рублю головы. Я могу позволить себе перевоспитывать их в хороших и чистых тюрьмах. Экстремист с помощью психокоррекции превращается в ягненка. В этом разница между варварской слабой властью — и моей. Максимальное превосходство элиты над сбродом — залог всеобщего благоденствия. Вы же, — Стейр кивнул в сторону Сеславина, — доводите вашу ненависть к власти до абсурда. Вы боретесь со мной за то, чтобы я не мог поступать с вами милосердно! Это ли не вздор? Всегда, всю свою историю повстанцы боролись за то, чтобы условия жизни людей стали более милосердными, а вам что, хочется нищеты и расстрелов? Это такой синдром сторонников свободы-равенства-братства — жажда расстрелов и нищеты?

— Повстанцы никогда не боролись за то, чтобы народ зависел от милосердия господ, — начал Сеславин.

— Оставим это, — отмахнулся Стейр. — Население всегда будет зависеть от милосердия власть имущих. Патернализм в лучшем смысле этого слова. Разумнее не строить утопий… или вы у себя в Обитаемом мире уже построили? — иронически добавил он. — Меня интересуют ваши особые способности. Я лично не думаю, что человек может развить в себе силы какого-то глобального значения. Например, то измененное состояние, в котором вы сорвали допрос… — Стейр поглядел на Сеславина. — Боевое неистовство… Это не такое уж чудо.

— Этому у нас учат всех.

— Зачем? Вы так много воюете?

— Не для войны, — сказал Сеславин. — Просто полезно в жизни. Например, пожар: надо кинуться в дом, выбить дверь, а если человек без сознания — вынести его. В состоянии неистовства это сделает даже подросток. Или тебе самому нужна помощь, и надо добраться до места, где ее окажут…

— В крайних ситуациях может оказаться каждый, — добавила Ярвенна.

— Любопытно… И если вы видите уличную драку, вы тоже готовы вмешаться?