— За ними! — приказал я Ингусу.

Связав остолбеневшего от неожиданности нарушителя, я поспешил на помощь другу моему. Ингус свалил с ног одного из убегавших. Мне осталось связать его и подтащить к дереву, где уже лежал высокий. Оставив собаку охранять задержанных, я устремился в чащу. Там трещали кусты — это продирался сквозь подлесок третий нарушитель.

Он отчаянно петлял по лесу: свернул к ручью, побежал по воде, но ручей, сделав резкий поворот, как раз и привел его к месту недавнего перекура. Я спокойно поджидал бежавшего, прячась за деревом. Задержать его было достаточно просто.

Теперь нарушителей предстояло обыскать. Держа в одной руке маузер, другой я проверил карманы только что пойманного; отбросив ногой его оружие подальше, я развязал и обыскал второго. Обоим приказал повернуться ко мне спиной и стоять с поднятыми руками. Ингус рычал, следя за каждым движением задержанных. И вот, только я подошел к третьему нарушителю и поставил его на ноги, он, вскинув связанные руки, резким движением обрушил их мне на голову. Я зашатался, перед глазами поплыли круги. Ночные «гости» втроем набросились на меня, нанося удар за ударом. Собрав силы, я вырвался из цепких рук, одному дал подножку, другого ударил наотмашь. И все же силы были неравные.

Что бы я делал, если бы не верный мой Ингус? Увидев, что хозяин попал в беду, он бросился в гущу схватки: кусал, рвал навалившихся на меня бандитов, а они, разъяренные, ожесточенные, будто и не замечали боли. Вот в руке у одного из них сверкнул нож. «Ну все, конец!» — подумал я. И в этот момент нож полетел в сторону, потому что Ингус успел схватить бандита за запястье, потом, прыгнув моему врагу на плечи, вцепился ему в шею. Воспользовавшись моментом, я нащупал в траве свой маузер и выстрелил в упор в одного из нарушителей. Двое других бросились в кусты.

У меня не было сил подняться. Кружилась голова. Волосы, лицо, гимнастерка — все в крови.

— Ингус! — позвал я.

Ухватившись за шею собаки, я кое-как поднялся. «Нарушители уходят! — эта мысль не давала мне покоя. — Нельзя упустить их…»

— След, Ингус! — я пристегнул поводок к ошейнику, и мы побежали, если это можно было назвать бегом.

Одного мы догнали в перелеске. Оглянувшись на треск сучьев, бандит замер на месте. Меньше всего он ожидал увидеть меня живого — такого страшного: слипшиеся от крови волосы, лицо в кровоподтеках.

— Сдаюсь, — прошептал он заплетающимся от ужаса языком.

Я заставил его бежать впереди себя, следом за Ингусом: мне ведь теперь нужно было ловить второго нарушителя. Но, видно, этот не так меня понял. Пробежав сотню метров, он бросился на землю, стал кататься по траве:

— Убивай сразу, дальше не побегу!

Пришлось его связать. Только я с ним управился — услышал треск ломаемых веток. Бросился на звук, и тут прямо на меня выбежал его приятель. А за ним — товарищи мои, пограничники. Они, оказывается, искали нас с Ингусом, шли по нашему следу, потом побежали на выстрелы.

Нужно еще было подобрать тех, других: связанного и убитого. Повернули к поляне. Вот и приметное дерево, где только что оставил я лежать бандита. Примята трава, а его нет как нет. Оглядев место, я обнаружил обрывки веревки и понял, в чем дело: он подкатился к дереву, сломанному бурей, и перетер веревки об острый край расщепа.

Товарищи решили было идти за нарушителем без меня, но я не согласился. Омыл лицо в речке — как будто легче стало. И мы двинулись по следу.

Нарушитель, очевидно, выбился из сил. Он то и дело останавливался, отдыхал, прислонившись к дереву. Вот-вот мы должны были его настичь — и вдруг потеряли след. Как обычно в таких случаях, стали искать по кругу, все время расширяя его. Безрезультатно! Спрятаться нарушителю вроде бы негде. Так где же он?

И вдруг Ингус, круживший между деревьями, залаял, глядя вверх. Я тоже поднял голову и увидел: на ветвях раскидистого дерева недвижно лежит человек.

— Спускайся! — крикнул я и постучал по стволу.

Нет ответа! Может, потерял сознание?

Пришлось лезть на дерево. Лазутчик так и не пришел в себя — ни когда мы его снимали с дерева, ни потом. Его напарник стоял тут же, с усмешкой поглядывая на своего товарища, находившегося в столь плачевном состоянии.

— Чего смотришь? — окликнул его кто-то из пограничников. — Бери друга своего на спину и неси.

На развилке дорог нас ждала подвода. Лишь только мы увидели ее, сзади что-то глухо стукнулось о землю. Приотставший диверсант перебросил через голову обессилевшего напарника, да так, что сразу убил его.

— Ты что! — рванулся я к бандиту.

— Это все он, — закричал тот. — Я не хотел идти, меня заставили!

Я задыхался от ярости и досады. Ведь убитый, и правда, мог быть в группе главным. А может быть, как раз наоборот? Попробуй теперь дознайся…

У подводы сделали привал. Тут только я ощутил, как основательно поколотили меня нарушители: содранная кожа саднит, кости ломит, голова свинцовая. А Ингус? Сидит рядом, поскуливает — тихонько, жалобно. И все время облизывается. Я раскрыл ему пасть и увидел, что друг мой ранен: выбит зуб и язык рассечен надвое. Видно, когда схватил за руку нарушителя, занесшего надо мной нож, поранился.