Когда серые скалы остались за спиной Конана, он различил впереди то, что сверху, во время полета показалось ему темным пятном, раной, следом от булавки, пронзившей бабочку. Вблизи это напоминало застывшую лаву грязевого вулкана и было величиной с небольшой пруд.

Подойдя вплотную, киммериец увидел, что по краям грязь засохла, превратившись в бурые, рассыпающиеся при прикосновении комки, в центре же была жидкой и маслянисто блестела на солнце. От влажной грязи подымался горячий пар с отвратительным, ни на что не похожим запахом, от которого Бонго принялся чихать, то и дело утыкаясь носом в траву.

На небе не было ни облачка, но лучи солнца отчего-то казались потускневшими, как при солнечном затмении. Воздух сгустился и давил на плечи, словно вода в глубине моря.

Со скал к грязевому пятну сбегало множество дорожек и тропинок. По одной из них спускались, держась за руки, мужчина и женщина. Еще одна пара сидела у кромки засохшей грязи шагах в сорока от Конана в позе усталых странников, дошедших до конца своего пути. Киммериец подошел к ним поближе. То были пожилая женщина в простой крестьянской одежде и не отпускающий ее руки подросток лет пятнадцати. В правой руке юнец держал дудочку из полого стебля растения и тихонько наигрывал на ней. Нехитрый мотив был надрывно-тоскливым, от него хотелось заскулить по-волчьи, что немедленно и сделал Бонго. Юнец перестал играть и с удивлением взглянул на зверя большими кроткими глазами. Его длинные светлые локоны красиво спадали на воротник куртки, в наклоне головы были печаль и нега… У спутницы юнца было совершенно другое выражение лица — простое, чуть глуповатое, оно словно застыло в выражении полнейшей усталости и апатии, словно сердце ее вот-вот перестанет стучать, потому что безмерно утомилось от этого занятия.

На Конана они не обратили внимания, лишь юнец скользнул коротким ленивым взглядом и вновь заиграл, опустив нежные веки. Киммериец хотел было пройти мимо, но внезапно вспомнил о живом огне. Нашарив на груди лоскут, он осторожно вынул из него жгутик конской гривы с мерцающим на конце огоньком. Шагнув к томному музыканту, он нагнулся и поднес пламя к самому его лицу. Кроткие черты исказило величайшее отвращение.

— Не нравится?! — обрадовался Конан. — А если вот так?..

Он провел рыжим язычком по дрожащей щеке. Не жгущий ни грудь его, ни холщовую ткань на коже исчадья огонь оставил багровую вздувшуюся полосу. Зашипев, как раненый кот, юнец выпустил руку женщины и стал отползать спиной, не сводя глаз с огонька, зажатого в ладони киммерийца. Улучив момент, он вскочил и бросился прочь, под прикрытие серых скал.

Конан обернулся к женщине и крикнул, подкрепляя слова красноречивыми жестами:

— Что же ты сидишь? Уходи прочь! Тебя никто больше не держит! Скорее! Пока из своей грязи не выполз тот, к кому тебя привели на ужин!

Но женщина не двигалась. Лицо ее было по-прежнему безвольно-усталым. Она совсем не радовалась обретенной свободе и, должно быть, даже не осознавала ее.

— Слышишь, ты!.. Уходи! Бонго, покусай ее за ноги чтобы она, наконец, унесла их отсюда!

Хотя Бонго только делал вид, что кусает, зубы его произвели впечатление. Женщина поднялась и, опасливо поглядывая на огромного зверя, медленно, словно тяжело больная, побрела в сторону серых скал. Правда, как только волк отстал от нее, она снова села на землю. Вспомнив о Стрелках, мимо которых она все равно не смогла бы пройти, Конан оставил ее в покое.

Теперь его внимание переключилось на вторую пару, за это время успевшую подойти к самому грязевому пятну. В женщине киммериец с удивлением узнал свою недавнюю пылкую подругу, от которой избавился с таким трудом. Видимо, она была очень смышленым и усердным исчадьем, раз сумела за такой короткий срок раздобыть себе новую жертву, хотя и не такую крупную, как первая, в лице широкоплечего синеглазого чужеземца. Мужчине, которого она вела за собой, было лет тридцать, но взгляд его был взглядом измученного, раздавленного тоской и рабством старика.

— Ну что, моя ласковая красавица, рада нашей встрече? — спросил Конан, подходя к ней и приближая к ее лицу живой огонек.

Белое лицо девушки исказила судорога. Опять у нее вырывают из рук добычу, и на этот раз возле самого логова ее хозяина!.. Уже знакомое Конану выражение борьбы ужаса с алчностью искривило и смяло точеные черты.

Одной рукой киммериец крепко ухватил ее за горло, другую же, с язычком пламени, поднес к округлой и нежной, как у ребенка, щеке.

— Ты уж прости, но красоту твою придется немножко подпортить… Ради безголовых мужиков, вроде меня, падких на все сладкое… белое… мягкое…

Девушка зажмурилась от ужаса и выпустила наконец безвольную ладонь своей жертвы. На лице ее уже был один страх — страх абсолютный, беспомощный, детский… Рука варвара заколебалась. Ему подумалось, что совсем недавно, луну или две назад, существо это было обыкновенной девушкой — непоседливой, легкомысленной, пылкой… Кого-то, должно быть, любившей, целовавшейся летними ночами до рассвета. Тогда ее поцелуи не высасывали желание жить, но — пьянили, кружили голову… И однажды седенький старичок попросил поднести его котомку, или крохотный мальчуган дрожащим от слез голосом попросил попить, или…

— Ладно уж, не трясись, — хмуро пробормотал он, отводя назад руку с огнем и отпуская ее горло. — Все равно хозяину твоему скоро конец, а вместе с ним и ты потеряешь свою мерзкую силу.

Он отшвырнул ее от изможденного мужчины со взглядом старика, которого, как до того женщину, Бонго тут же отогнал подальше от грязевого пятна. Низко пригибаясь, стелясь над землей, как птица при взлете, девушка понеслась прочь, в сторону серых скал, куда скрылся и юнец с заунывной дудочкой.

Оглядевшись вокруг и убедившись, что больше не видно ни исчадий, ни их безропотных жертв, Конан обошел вокруг грязевой лужи, хрустя засохшими комьями лавы, и остановился. Судя по той позе спокойного ожидания, в которой пребывало на берегу музыкальное исчадье, хозяин его периодически появлялся из своего жидкого убежища, чтобы принять приведенные ему лакомства. Возможно, он появится совсем скоро. А если нет? Не в характере киммерийца было сидеть и ждать. Тем более, ждать неведомого противника, с которым предстоит смертельно опасная битва.