– Сейчас совсем замерзнет, – сказал бас.

– Жалко, – сочувственно дрогнул тонкий голос. – Я помогу.

Гриф увидел, как белые пальцы опять тянутся к нему, хотел отодвинуться, но сил уже не было. Пальцы обожгли кожу, вонзились в тело, проникли сквозь горло, сжали в горячей ладони сердце – и осторожно выпустили его, уже теплое и живое, на свободу. Гриф судорожно вдохнул, захлебываясь холодным воздухом. Стряхнул с маски тающий иней, огляделся.

Маленький белый – ребенок? – сидел рядом с ним, на утоптанном снежном полу высокой пещеры. Двое взрослых стояли рядом, один вертел в длинных гибких руках унистрел.

– Как это работает? – басом спросил он.

Гриф промолчал. В груди было горячо, будто там поместилась маленькая печка, спать и умирать больше не хотелось. Но выдавать врагу тайны оружия он не собирался.

– Может, он немой? – предположил хрипло второй взрослый.

– Он странный, – сообщил ребенок, поддевая пальцем край рукава. – Кожа отваливается.

Хриплый коротко засмеялся:

– Это одежда, малыш. Она снимается.

– А внутри он нормальный?

– Не совсем. – Хриплый присел на корточки, заглянул в лицо Грифа ярко-синими внимательными глазами. Спросил: – Вы зачем пришли?

– Пусть уходят, – сказал бас сверху.

– Они не уйдут, – отозвался хриплый, разглядывая Грифа.

«Я не уполномочен вести переговоры», – хотел ответить он, но понял, как глупо это сейчас прозвучит, особенно под насмешливым взглядом синеглазого. И вместо этого неуверенно пробормотал:

– Почему вы меня не убили?

– Что такое «убить»? – спросил ребенок.

– «Убить» – это отнять жизнь, – пояснил хриплый.

– Зачем? – Ребенок наклонился к Грифу, вглядываясь удивленно. – Он болеет? Ему так больно, что нельзя терпеть? Можно сделать холодно в том месте, где болит. Хочешь, я тебе помогу? – предложил он Грифу.

– Они убивают просто так, – сказал бас.

– Они ненормальные? Как тетя Рима, когда она стукнулась головой об лед?

– Вроде того. Пусть уходят.

– Нет, уйдем мы. Послушай, – хриплый положил ладонь на плечо Грифу, улыбнулся. – Здесь нет ничего ценнее жизни. Мы никогда не отнимаем ее друг у друга. Мы храним жизни друг друга, как свою. Иначе бы здесь не осталось никого. Вы это поймете, если захотите жить здесь.

– Мы не собирались… – возразил Гриф.

– Я слышал, раньше люди убивали друг друга за лучшую землю. Это ведь глупо, правда? Если вам так понравилась эта долина, мы оставим ее вам. Уйдем дальше в горы. Земли хватит на всех. Передай своим, чтобы они больше не трогали наши жизни.

– Он не заблудится? – озабоченно сказал ребенок, глядя, как гость, озираясь, неуверенно идет к выходу из пещеры. – Тетя Рима так заблудилась. Может, его проводить?…

Гриф заблудился. Белое безлюдное безмолвие окружало его со всех сторон – от горизонта до горизонта. Оно казалось бесконечным и непроходимым. Гриф брел, не разбирая, куда – все направления здесь были одинаковыми, – с трудом выдергивая ноги из глубокого рыхлого снега. И думал о том, как прав синеглазый. Нет ничего ценнее жизни. Те, кто сумел выжить в этой мертвой белой пустыне, должны были понять это.

Наверное, он замерз бы насмерть, если бы не маленькая внутренняя печка, загоревшаяся от пальцев маленького мутанта. Она остывала потихоньку, но ее тепла вполне хватило, чтобы довести Грифа до своих.

Он вышел как раз к месту побоища. Иначе это трудно было назвать.

Солдаты хмуро и торопливо собирали в походные лазареты тела товарищей – уже выяснилось, что мутанты не убивают, а только замораживают, и, если правильно отогреть павших воинов – те оживают. Трупы мутантов замерзали на снегу. Где-то там среди них был, наверное, и тот ребенок, который поделился с Грифом своим теплом…

– Потому что они научились ценить жизнь, – сказал Гриф. – Потому что им пришлось выживать там, где выжить было невозможно. И получилось так, что выжили только те, кто поддерживал друг друга. Кто научился терпеть живущих по-другому. Не убивать соседей только потому, что у них другая кожа или огонь в ладонях.

– Теперь они терпят нас? – спросил Наблюдатель.

– Да. Они научились терпеть ненормальных.

– Получается, у нас все-таки есть шанс? Ну, если мы тоже этому научимся? А, Ловчий?