И когда Петр усмехался, что, мол, войны и нет уже, и даже не повоевали толком, скептик Борис отвечал: «Это ты так думаешь».

Теперь же было совершенно непонятно, что с ними будет.

— Хорошо, если просто в запас с подпиской выкинут, — зловеще понизил голос Кременецкий. — А если…того?

Он выразительно провел ладонью по горлу.

— Чтоб лишнего не болтали!

— Да ты что, совсем?! — покрутил Петя пальцами у виска. — Сейчас не те времена! Ты говори, да не заговаривайся!

— Времена не времена, а вот бежим отсюда как зайцы… — сурово изрек Борис.

— Так что теперь, всем тут было надо остаться?! — вспылил Якимов. — Тебе хорошо, ты сирота!

И прикусил язык, поняв, что сморозил глупость.

— Подожди, никто и не говорит, что всем надо остаться! — вмешался Иван Токарев. — Я вот бы сделал по-другому. Оставить тут добровольцев. Бросить всю технику и боеприпасы. Ну, мастерские, горючее… На первых порах с продовольствием помогут кочевники…

— Ага, — хохотнул Боря. — Ну, так пойди в штаб и предложи!

Вспомнив о бутылке, они разлили по чаркам виноградную водку, и, не чокаясь, выпили.

Допив водку, вытрясли на стол еще пару неровных серебряных кружков — последнее, что у них оставалось.

— Борь, у тебя нет еще? — пьяно изрек Якимов. — Может, на девочку бы хватило?

— Да откуда? — пожал плечами Кременецкий.

Тут он слукавил. В кошельке у него было семь золотых монет, еще давно найденных в тайничке при разборке развалин в Октябрьске. Сумма по здешним понятиям приличная, да только вот ни на пьянку, ни даже на местных прелестниц он ее не был расположен тратить.

Потому что уже принял решение.

Он действительно сирота, и может рискнуть…

В углу неприметно пристроилась старая горбатая жрица Хэр-лика, Подземного хана. Перед ней стоял услужливо поднесенный хозяином заведения, одноглазым мельвийцем Пиратом, кувшинчик кумыса, к которому она прикладывалась время от времени, чтобы скрыть зловещую мертвую ухмылку.

Сарнагар. Бывший Запретный город

Генерал-майор Сентябрьский встал и в последний раз оглядел свой кабинет. Мрамор, нефрит, золотая инкрустация, огромный стол из разноцветного дерева.

И среди этого всего — выкрашенный в защитную краску сейф с приоткрытой дверцей и солидный черный телефон на столе рядом с настольно лампой с зеленым абажуром.

Это все останется здесь — гонять машины ради всякого старья было признано нецелесообразным.

Идут последние часы его пребывания тут. Можно сказать, последние часы советской власти в Сарнагарасахале. И последние дни соединения двух миров.

Час назад он созвал местных старейшин и сообщил им без лишних подробностей, что гарнизон уходит.

Те восприняли эту весть с неподдельным страхом и растерянностью.

И комендант понимал, почему. По очень похожим на правду слухам, остатки воинства Шеонакаллу еще таились в лесах Джаро и в отрогах хребта Лаорнато. Зная местные порядки, можно было не сомневаться, что в случае реставрации свергнутого режима всех, хоть в какой-то степени сотрудничавших с «мерзейшими чужеродцами», ждет алтарный камень.

Впрочем, есть ли эти самые Последние Верные или нет, — только местный черт знает. А вот то, что кочевники вполне могут вспомнить, что земли бывшей империи Неназываемого когда-то принадлежали их предкам, вот это будет вернее.

За дверью послышались шаги.

Должно быть, это командир комендантской роты или еще кто-то из пока остающихся тут офицеров городской комендатуры.

Но появился Уззаг Хо Хеоганн, трехбунчужный вождь.

«Странно, вроде о его прибытии в город никто не докладывал».

— Вы уходите? — произнес он, стоя в дверях.

— Да, — кивнул генерал, внимательно глядя на союзника.

— Вы вернетесь?

— Хотелось бы, — вздохнул Сентябрьский.

Они помолчали.

— Что ж, прощай, — он поклонился коменданту. — Я буду вспоминать тебя, мой друг. Как бы то ни было, но я рад, что узнал тебя, и узнал о вашем мире.

— А скажи, друг, ты… не в обиде на нас? — спросил вдруг Сентябрьский.

— За что?! — искренне изумился вождь.

— Как за что? Пришли вот, наворотили дел, перебулдыгачили тут все, не то, что на голову, на уши поставили, и вот теперь… Вроде как бросаем вас тут…

— Ассаардар, — негромко произнес Хеоганн. — Только за то, что вы сокрушили слуг Черного Солнца, все народы Степи будут возносить за вас молитвы Священной Луне и Вечному Небу, пока будет стоять этот мир! Мой дед и старшие братья погибли в храмах проклятого бога!