Шрифт:
— Славься Мария, полная благодати, Господь с тобою…
Каль заговорил громко, яростно, перекрывая ее бормотание:
— Злобный ублюдок! Похоже, он собирается прикончить всех нас! — Он потряс в воздухе кулаком. — Сам Сатана не мог придумать более жестокой пытки!
— …ныне и вовеки веков, — закончила Кэт, перекрестилась дрожащей рукой и вытерла слезы. — Аминь.
Перед ними было тело тощего крестьянина, стоймя привязанного к дереву за заведенные за спину руки и прижатые к стволу ноги. Чудом уцелевшая голова свешивалась на грудь, и широко раскрытые, невидящие глаза «смотрели» вниз, на внутренности несчастного, вытянутые из тела на расстояние не меньше трех шагов. Они лежали на земле, в луже крови, и были слегка обгрызены каким-то голодным зверем.
— Здесь побывал волк. — Карл на негнущихся ногах подошел поближе к ужасной находке. — С каждым днем они становятся все смелее, потому что люди слабеют от голода. И они достаточно умны, чтобы чувствовать в нас запах страха.
А может, в ночи сюда прокралась ласка или лисица, чтобы пообедать несчастным? Кэт никак не могла выкинуть из головы мысль о том, сколько времени, прежде чем потерять сознание, этот человек смотрел, как лесные животные с глазами, горящими во тьме, точно угли, грызутся за его внутренности.
В конце концов она собрала все свое мужество и спешилась, как раз в тот момент, когда Гильом отвернулся от жуткого зрелища и его вырвало.
— Это дело рук Наварры, — с горечью сказал он, вытирая рот, и сплюнул на землю. — Но как, интересно, ему удается быть одновременно везде?
— Может, это сделал один из его сторонников.
— Все равно это он обучил их своим жестоким выходкам!
Едва ли час назад они натолкнулись на другую несчастную жертву Наварры: человек сидел, прислонившись к прогнившей дождевой бочке, а его отрубленная голова аккуратно лежала у него на коленях. За день до этого они похоронили трех других, одного распятого, другого поджаренного, третьего с выколотыми глазами и отрезанным языком. Каждая последующая могила, которую они выкапывали жалкими палками и осколками камней, оказывалась мельче предыдущей; возникло ощущение, что их путешествие так никогда и не закончится, превратившись в вереницу похорон. Они отвязали труп от дерева, и кончиком сапога Гильом пододвинул внутренности под его живот, даже не попытавшись затолкать их внутрь.
— Почему, Бога ради, они так калечат этих несчастных крестьян? — спросила Кэт. — Почему просто не убивают их?
— На этот вопрос, может, и сам Бог не знает ответа. Наварра превратил своих рыцарей в банду убийц. — Гильом бросил на Кэт мрачный взгляд. — Ну что, будем и этого хоронить?
— У тебя есть силы? У меня так точно нет.
— Нельзя же просто бросить его здесь.
— Если мы будем хоронить всех изуродованных, на кого наткнемся, то никогда не доберемся до Парижа!
Гильом понимал, что Кэт права. С усталым видом он сел на упавшее дерево.
— Как с этим бороться, а? По-моему, наше дело безнадежно.
Она опустилась рядом с ним, немного помолчала и потом сказала:
— С огнем можно бороться только огнем.
Гильом бросил на нее бесконечно усталый взгляд.
— Не понимаю. Мы — всего лишь крошечные свечи, которые можно погасить одним дуновением, а Наварра — пылающий факел, и его трудно загасить.
Она успокаивающим жестом положила ему на плечо руку.
— Это понятно. Однако лучший способ ответить на нападение — напасть самому. По-моему, это логично. — Она помолчала. — Я расскажу тебе кое-что, о чем мне говорил p`ere.
Гильом застонал.
— Не слишком подходящее время для рассказов твоего p`ere.
— Сначала выслушай, а судить будешь потом. Помнишь, я говорила, что он исцелил меня от чумы?
— Ага. Твоя чумная история. Но я пока не решил, правда ли это.
Ее лицо окаменело.
— Зря ты сомневаешься. И в этой истории содержится очень важный урок, который может принести тебе большую пользу, если ты достаточно умен, чтобы понять его. Видишь ли, по словам p`ere, чтобы исцелить меня, он использовал прах мертвых — высушенную и истолченную в порошок плоть тех, кто умер от той же болезни. Вот зачем я взяла с собой руку ребенка, умершего от чумы. Этот секрет поведала ему очень знающая целительница, та самая, которая принимала роды у моей матери, когда я появилась на свет.
Гильом со вздохом уткнулся лицом в ладони.
— Уверен, ты искренне считаешь, что эти сокровища целительства могут каким-то образом помочь мне, но я пока не понимаю…
— Подумай, Гильом, — прервала его Кэт. — Вникни в то, о чем я говорю. Использовать чуму, чтобы бороться с чумой, — что может быть изобретательнее? Так же нужно поступить и с этим чумным Наваррой.
— Что, наслать на него болезнь? — с иронией спросил он.
— Может, это не так уж и глупо, как тебе кажется. Однако я имею в виду другое. — В ее глазах вспыхнула недевичья решимость. — Вы должны стать для него таким же бедствием, как он для вас. Его войска хорошо организованы, вооружены и действуют военными методами. Значит, вы должны делать то же самое.
— Это невозможно для нас!
— Ваш ответ должен быть точно таким же по своей природе, в той степени, в какой это возможно. Вот что вы должны делать, а не разбегаться, точно крысы перед стаей псов.
Рыжеволосый бунтарь надолго задумался над ее словами. В наступившей тишине было слышно, как над трупом жужжат мухи, откладывая яйца в еще не засохшую рану. Неподалеку громко закаркала ворона, созывая своих далеких собратьев на пир.
— Ты должен объединить своих сторонников, — продолжала втолковывать ему Кэт. — Договориться встретиться в каком-то месте, прихватив с собой все, что можно назвать оружием. Найди что-то, что может послужить знаменем, и представь это, когда все соберутся. Тогда они тоже почувствуют себя солдатами — и действовать станут так, будто они и есть солдаты!