Вообще такой безграмотности, как среди художников или, чуть лучше, писателей, я вообще нигде не встречал. Не зря Чехов их не любил… Обьяснюсь.

Помню, как-то год, что ли, назад, звоню я Наумову после летнего отпуска и гордо так говорю, чувствуя себя чуть ли не профессором Лотманом:

–  Я тут в Крыму фонвизинского “Бригадира” перечитывал…

Гордо потому, что кто, скажите мне, сейчас будет перечитывать фонвизинского “Бригадира”? Тем более в Крыму! Если вы “художник” или, больше того, “писатель”, вы в Крыму будете перечитывать Умберто Эко (против которого, Боже упаси, я ничего не имею) или модного сейчас испанца Переса-Реверте, на худой конец… А Наумов тут же, не давая мне закончить печальную думу про Эко и Реверте, подхватывает: Фонвизин? Как же, как же… “Его сын, в дезабилье, кобенясь, пьет чай”.

А?! Энциклопедия!.. Сейчас он работает финансовым директором на одном фармацевтическом предприятии и потихоньку пьет. Скучает. Говорит, сейчас жизнь стала проще, прямолинейнее как-то. (И в финансовом отношении тоже.) Я говорю - и слава Богу? А он качает головой. Да…

И надо же так случиться, что именно в этот день, вечером, он мне позвонил. Месяц не звонил, а тут позвонил. У него как раз на работе какие-то отгулы были.

–  Что, - говорит, - делаешь, старичок?

Ну, я ему, конечно, сразу все рассказал, не мог удержаться: про “пробы”, про дачу и про то, как мне помреж фон К. звонил… И вот что значит близкий друг - он даже не удивился.

–  Я знал, - говорит, - что ты талантливый человек, а талантливый человек, он талантлив во всем. Я, - говорит, - к тебе сейчас приеду, это надо обязательно отметить.

И тут я впервые в жизни не пустил старого друга.

Я сказал:

–  Сашка, мне завтра, к двенадцати, в студию. Мне надо нормально выглядеть, ты же понимаешь. Сейчас десять вечера, ты будешь в одиннадцать, если даже на такси. Пока сядем. В общем, ясно… Давай завтра.

Но, разве можно такими словами остановить старого друга, который собрался приехать к вам выпить? Конечно, нет.

–  Зазнался… - сказал Наумов.
– Позвали тебя, значит, в кино сниматься, и старые друзья тебе уже не нужны. А я вот сижу здесь на кухне один с бутылкой. Поругался с женой, дочь у бойфренда, я один, все тонет в фарисействе, а тебе значит, “завтра к двенадцати в студию”. И не стыдно тебе?!

Ну, в общем, на следующее утро в “Фонд авторского кино” я отправился с несколько помятым лицом и немного не в форме. И, разумеется, не один. Причем сначала мы вроде бы не собирались. Просто вместе вышли. Марина еще ругалась… Дошли до метро, тут Сашка и говорит:

–  Я не могу тебя оставить одного в такой важный момент. Поехали вместе. Снимешься, а после посмотрим.

Оно же так всегда бывает, сами знаете: начнешь - потом трудно остановиться.

Да… Но если ты, читатель, ждешь сейчас или чуть дальше чего-то необыкновенного, бурлескного, какой-то кульминации, скандала и карнавала в духе Михаила Бахтина или братания и дальнейшей грандиозной пьянки в “Метрополе” вместе с фон К., Олегом Меньшиковым и, к примеру, Катрин Денёв, то ты можешь сразу закрыть эту книгу. Все было и будет скромно, очень тихо и даже, насколько это возможно, по-деловому. Времена для карнавала не те. Сейчас кто может - зарабатывает бабки, а кто не может - у тех сплошная внутренняя жизнь и на карнавал денег нет.

Мы подъехали к “Фонду авторского кино” где-то в половине первого. На этот раз фон К. был уже там. Я это сразу понял, как только увидел чей-то огромный джип у подъезда. Как только я увидел этот джип, я сразу понял - это либо фон К., либо “чечены”, так как больше на такой машине здесь ездить некому. И я не ошибся.

А Наумов, как ни уговаривал я его пойти со мной и познакомиться со “съемочной группой” и, может быть, тоже попробоваться на какую-нибудь роль (чем черт не шутит), остался на улице, на скамейке.

–  А ну их всех в задницу, - со скромностью настоящего русского интеллигента сказал он.
– Я даже не побрился с утра, да и пью - уже, считай, третий день пошел. Неудобно как-то. Все-таки кино снимают, не бордель.

И остался.

В дверях “Фонда” я оглянулся. Мой старый друг сидел на лавочке, закинув ногу за ногу, с журналом “Огонек” в одной руке и бутылкой пива “Балтика-светлое” в другой. Он грустно смотрел мне вслед и чем-то неуловимо напоминал старый российский герб. Второй головы только не хватало… По-моему, он так до конца и не поверил, что я действительно в чем-то таком участвую, в чем-то серьезном, я имею в виду. Хотя, с другой стороны, и не пошел со мной. А может быть, я все придумываю по своему обыкновению, и Наумов уже просто думал о чем-то своем. Мало ли какие мысли придут человеку утром и с похмелья.

Скромность, вот что я вам скажу, патологическая чеховская скромность украшает русскую интеллигенцию и сопровождает ее весь ее крестный исторический путь…

Я помахал ему в дверях, но он мне не ответил.

Знаменитый режиссер фон К. работал над своим новым фильмом в мятых белых штанах. Нет, разумеется, кроме штанов на нем были еще клетчатая рубашка, куртка цвета хаки и пара черных ботинок, но я почему-то обратил внимание именно на штаны. Белые штаны - не поймите меня неправильно - это хорошая одежда для известного режиссера, но почему мятые?.. Меня это как-то неприятно поразило. Ведь у режиссера фон К.
– вспомнил я недавно прочитанную газетную статью в разделе “Светская жизнь” - есть молодая жена. Четвертая или пятая по счету.