— Товарищи! Вчера вечером здесь, в этом зале, я поставил вас в известность о посягательстве на культурные ценности… Был изуродован Геракл… Почему вы опоздали, Ешкин? — спросил он у пришедшего вместе с сестрой-хозяйкой Федю.

Она что-то шепнула на ухо Корнею Викентичу. Тот кивнул. Федя сел за папин столик. Он сам был похож на Геркулеса. Его мускулы так и играли под белой майкой.

— Товарищи! Сегодня вновь обнаружены следы варварской деятельности человека, очевидно, находящегося среди нас. На чудесной вазе работы бывшего отдыхающего Восторгова обнаружены слова: «Крым — это чудо. Берегите его!» Эти же слова вырезаны на скамейке около фонтана. — В зале возмущённо зашептались. — Слов, товарищи, нет! Нужны дела! Нужны дейст-ви-я! Повторяю: при полнейшем соблюдении режима и выполнении всех процедур! Нам брошен вызов! — воскликнул Корней Викентич и быстро вышел из столовой.

— Ах, как наивен наш профессор! Публично призывать к борьбе с варварством неразумно, — сказал Василий Васильевич папе. — Варвар теперь законспирируется, и поймать его будет трудно. Но не невозможно. У меня, например, были дела посложнее.

— Вы профессиональный детектив? — спросил папа.

— Да.

— Рассказали бы хоть одно дело. Я совершенно не могу жить без детективов! — попросил Торий. — Я был бы счастлив!

Василий Васильевич промолчал. Я хотел тут же попросить его помочь мне поймать огородных воришек, но подумал, что момент сейчас неподходящий.

— Значит, уверены, что поймаете того, кто пишет буквы? — спросил Федя.

— Думаю, да.

— А что, собственно, такого случилось, что подняли шум на весь мир? — удивился Торий. — Ну, написали… Ну, нацарапали. Ну и что? Что это, последний Геракл? Их ещё тысячи в наших парках. Или скамейка? Цацкаются с ней, как с троном Ивана Грозного. А шахматного столика на всей территории ни одного.

— Да-а! — только и сказал Милованов, с сожалением смотря на Тория.

— Вот именно, — согласился папа.

— Если я не прав, возражайте, — улыбаясь, пригласил всех Торий.

— Будьте уверены: возразим. Только после завтрака, — пообещал Василий Васильевич.

— Алёша! — позвала мама издалека, и мне стало стыдно, что я заставил её долго ждать на жаре.

Я рассказал маме, что кто-то опять испортил культурные ценности.

— Как он ухитряется остаться незамеченным? — удивилась мама. — Вот наглец!

— Папин сосед по палате, который со шрамом, — сыщик. Он его поймает! — сказал я.

На этот раз мы с мамой пошли на другой пляж, поближе к папиному лечебному. Там на берегу лежали громадные камни, скатившиеся когда-то, наверно, с Ай-Петри, и остроконечные, и круглые, и плоские, на которых загорали дикари. И в море тоже стояли целые скалы. Со скал ныряли двое мальчишек из пионерского патруля. Мама нашла для меня бухточку и сказала:

— Вот здесь тебе по грудь. Бултыхайся и учись плавать.

Я сажал Кыша на камень, когда шёл купаться, и он сидел, пугливо оглядываясь по сторонам: ведь вокруг было море. И когда на Кыша попадали брызги от волн, он облизывался. С плаванием у меня ничего не получалось, как я ни старался. Я только наглотался воды, отяжелел и сразу пошёл ко дну.

Тогда мама рассказала мне, как я учился ходить, держась за бороду дедушки…

«Я козёл рогатый! Я козёл рогатый! — говорил дедушка, встав передо мной на колени. — Держись за мою бородёнку!»

И я хватал дедушку за бороду, привставал с пола и вот так делал самые первые шаги в своей жизни…

По совету мамы я стал держаться двумя руками за зелёную бороду камня, ушедшего с макушкой под воду, а ногами учился двигать по-лягушачьи и как ножницами. Но стоило мне выпустить из рук зелёную бороду водорослей, как я захлёбывался и тонул. И меня разбирала такая зависть, что реветь хотелось! На моих глазах мальчишки и девчонки ныряли с камней, плавали в масках, с криком и хохотом отвоёвывали друг у друга матрацы, спорили, кто дольше продержится под водой, а я сидел в своей бухточке, как младенец в корыте, или лежал под самодельным тентом и дрыгал от скуки ногами.

— Тебе нравится вот так отдыхать каждый день? — спросил я у мамы.

— Конечно. А тебе?

— Мне скучно. Прямо зубы ломит от скуки!

— Бери с собой книгу. Ты же привёз сказки Пушкина.

— На солнце трудно читать. Я их дома почитаю.

— Надо тебе купить тёмные очки.

— Лучше купи мне маску и ласты, — попросил я.

— Сначала научись плавать, — сказала мама.

Вдруг из моря её окликнул папа:

— Марина-а!

Мама взмахнула рукой и поплыла к папе. Держась за оранжевый шар-поплавок, они кричали мне.

— Алё-ё!

— Эгей!

Они плавали наперегонки, пока над всем пляжем не загремел голос из репродуктора:

— Отдыхающий Сероглазов! Немедленно вернитесь на лечебный пляж! И приступайте к процедурам! Повторяю: отдыхающий Сероглазов!..

К папе направился катер, но папа быстро поплыл обратно, и диктор замолчал.

Я лежал под тентом, размышляя о краже огурцов, исцарапанном Геракле и изрезанной скамейке, и понял, что настал подходящий момент для разговора с Василием Васильевичем. Всё же он настоящий сыщик и научит меня расследовать преступления.