Перемирие – это как раз то, что нам сейчас необходимо, размышлял Гружа, пока патер долдонил по-испански, потому что юные родичи Эскобара мужского пола – не просто бандиты, они еще принадлежат как минимум к двум группировкам. Сюда явились ребята из лос-анджелесских уличных банд «Кватро флэтс» и ТМС, а может, и из «Ист коуст крипс». И достаточно одному из этих умственно отсталых начать наезжать на конкурентов, как все начнут друг друга мочить.

При обычных обстоятельствах Гружа счел бы такую мочиловку не только развлечением, но и полезным для общества мероприятием, но сегодня эксцессы были ему не нужны: у него тут дела.

Так что он сидел, игнорируя злобные взгляды, и внимательно смотрел на большое фото Эскобара, который, кажется, тоже разглядывал его со специального пюпитра, водруженного у гроба. Интересно, что бобоеды делали до эпохи «Кодака»: совали туда живописный портрет покойника или как? После чертовски затяжного надгробного слова мексиканского священника Гружа присоединился к процессии, чтобы прошествовать мимо гроба и отдать последний долг.

Он выразил соболезнования рыдающей матери Хорхе, паре всхлипывающих тетушек, двум или трем кузинам и наконец добрался до брата Хорхе, который попросил разрешения поговорить с ним на улице, на что Гружа и рассчитывал.

Брат Хорхе – человек серьезный. Настоящий cholo из ЭТА [30] еще тех времен, когда мексиканские банды защищали сами себя, вместо того чтобы друг друга убивать. Луис Эскобар на похоронах не плакал. Гляди-ка, глаза у него сухие, как камень, но они черны от гнева. Луису приходилось подолгу и серьезно сидеть в тюрьме: убийство второй степени и насилие при отягчающих обстоятельствах, и в тюрьме – Гружа знал это точно – он был главарем ЭТА. Его черные глаза взирали сверху вниз и на «пантер» из афроамериканской экстремистской организации, и на Арианское братство, и на мафию, и теперь Луис вышел и управляет своей старой сетью. И на нем костюм, отметил Гружа. Настоящий костюм, а не клоунский прикид малолетнего гангстера. Он одет в хороший костюм и выказывает своему покойному брату подлинное уважение.

И Луис Эскобар достоин уважения, потому у Гружи не было намерения вешать ему лапшу на уши.

– Как это вышло? – спросил Луис.

Гружа покрутил головой, будто ему жал воротник.

– Хорхе подставили, Луис.

– Кто?

– Информатор, с которым он работал.

– Имя?

Гружа поднял глаза и скорбно ответил:

– Бобби Зет, Луис.

– Бобби Зет убил моего брата? – удивился Луис. И заявил с уверенностью: – Бобби Зет – не убийца.

– Не стану утверждать, что он сам нажал на спуск, – предупредил Гружа. – Возможно, за него это сделал кто-нибудь из людей Уэртеро.

– Почему?

– У них были какие-то дрязги между собой, так мне кажется, – ответил Гружа. – Ты знаешь Хорхе: иногда он бывает довольно грубым. Это может рассердить. Но ты не переживай, мы собираемся его найти. Наше агентство будет землю носом рыть, пока мы не отыщем Бобби Зета и не доставим его…

– Вы его не найдете, – спокойно возразил Луис. Это не упрек, а просто констатация факта. – Его найдем мы.

Гружа так и предполагал. Груже известно, что большинство американцев считает Калифорнию частью Соединенных Штатов, но, если бы они видели то, что видит Гружа, они давно бы поняли, что на самом деле это часть Мексики. Бобоеды шляются тут и там, они почти невидимы, но сами-то они все видят, все слышат, хотя и ничего никому не говорят, – кроме как друг другу.

У Луиса Эскобара в этих местах, должно быть, целая армия: несколько бойцов ведут активное наблюдение плюс все жители этого долбаного округа сообщают обо всем, что видели.

В Калифорнии мексиканцев-то вроде и не видишь, думал Гружа, глядя на холодную, как камень, фигуру Луиса Эскобара. Зато они тебя видят.

Удачи тебе, Тим Кирни.

– И еще, Луис, – произнес Гружа, – я должен предупредить тебя, чтобы ты не нарушал законодательных…

– А то ты за мной придешь?

Гружа притворился, что обдумывает вопрос, и затем ответил:

– Нет, Луис. Делай, что делаешь. Хорхе был мой друг.

– Carnal.

– Да, родная кровь, Луис, – согласился Гружа.

Полный Улет забирается под скамейку в парке и выглядывает из-под капюшона своего пончо. Облака над океаном – ярко-розовые, пляж безлюден.

Он нюхает воздух, озирается и нюхает снова. Вылезает из-под скамейки, распрямляет затекшие, холодные ноги и внимательно глядит на океан.

Что-то изменилось.

Он опять нюхает воздух, скребет клочковатую бороду и запускает пальцы в длинные сальные волосы. Поворачивается спиной к океану и смотрит на восток, туда, где над верхушками холмов Лагуны только-только показалось солнце. Нюхает воздух, плывущий с востока.

Снова глядит на океан.

Вдруг подскакивает и восклицает:

– Он вернулся! Он вернулся!

Бежит к океану, запрыгивает по щиколотку в низкие волны и начинает плескать на себя ледяную воду. И горланит:

– Он вернулся! Он вернулся! Бобби Зет вернулся!

Вопли несутся по побережью и наконец привлекают внимание полиции Лагуны: полицейские так рады, что Полный Улет в кои-то веки решил умыться, что позволяют ему заниматься этим еще какое-то время, прежде чем потащить его в клинику.