– И что он сделал?

Гарри опять скривился.

– Он попытался добраться до глотки Грэнвиля. Но лорд оказался сильнее, он жестоко поколотил моего отца, страшно унизив его. Но этого показалось ему недостаточно – потом приказал еще и отхлестать его прилюдно.

– А что было с тобой? Ты говорил, что тогда отхлестали и тебя?

– Я был слишком мал. Когда они начали пороть моего отца, я побежал к нему, хотел вмешаться. Глупо, конечно.

– Ты хотел защитить своего отца.

– Ну да. Результат того поступка остался со мной на всю жизнь. – Гарри поднял изрезанную шрамами правую руку.

– Не понимаю.

– Я тогда закрыл лицо руками, чтобы уберечь, удар хлыстом пришелся по руке. Понятно? – Гарри показал длинный шрам, пересекавший внешнюю сторону его ладони и пальцы. – Хлыст почти разрубил мою ладонь, больше других пострадал третий палец. Тогда лорд Грэнвиль приказал своим людям просто отрубить этот палец. Он сказал тогда, что еще делает мне одолжение.

О господи. Джордж почувствовала, как где-то в глубине ее зарождается страшный гнев. Они соприкоснулись ладонями. Джордж осторожно прикоснулась к его пальцам.

– В результате побоев мой отец больше не мог работать, он стал калекой, и мы отправились в богадельню. – Гарри отвернулся, но не перестал сжимать ее пальцев.

– А что стало с твоей матерью? Она отправилась в богадельню вместе с вами? – тихим голосом спросила Джордж.

Гарри до боли сжал ее ладонь.

– Нет. Она осталась с Грэнвилем. Она продолжала и дальше быть его шлюхой. Я слышал, что она умерла много лет спустя во время эпидемии. Но с того дня я никогда больше с ней не разговаривал. После того как нас с отцом отхлестали до полусмерти.

Джордж сделал глубокий вдох.

– Ты любил свою мать, Гарри?

В ответ он криво улыбнулся:

– Моя госпожа, все мальчишки очень любят своих матерей.

Джордж закрыла глаза. Какими мотивами руководствовалась женщина, бросившая своего ребенка ради того, чтобы стать шлюхой богатого господина? Все это было больно слушать, но зато многое в поведении Гарри стало понятно Джордж. Она положила голову любимому на колени, он поглаживал ее волосы, пытаясь успокоить. Странно. После таких откровений она должна его успокаивать, а не он ее.

Он подавил вздох.

– Теперь ты понимаешь, почему я должен уйти.

– Но почему ты должен уходить? – спросила Джордж.

Она ходила взад-вперед по крохотной комнатке. От нахлынувшего отчаяния ей хотелось изо всех сил молотить руками по кровати. Обрушиться на комод. Наброситься с кулаками на Гарри. С тех пор, как он произнес эти проклятые слова в первый раз, прошло две недели. За это время он успел прийти в себя, синяки прошли, превратившись из черно-синих в еле заметные желтоватые, он почти перестал хромать. И вот он собирается покинуть ее, как только совсем поправится.

Каждый раз, когда она навещала его, приходила в его маленькую комнату, начинался один и тот же спор. Больше Джордж не могла выносить этой пытки. Господь прекрасно осведомлен, что Гарри собирается сделать и что он себе думает. Ей хотелось кричать. Он хочет уйти от нее, просто выйти из дома и захлопнуть за собой дверь. Но почему, она так и не могла понять.

Теперь вздохнул Гарри. Она его откровенно шантажировала. Он устал.

– Из всего этого ничего не выйдет, моя госпожа. Ты и я, мы не можем быть вместе. Ты должна сама понимать, что у нас нет никакого будущего. И скоро ты со мной согласишься, – произнес он низким и спокойным голосом. Здраво и взвешенно.

Но она не собиралась быть благоразумной.

– Нет! Я никогда с этим не соглашусь! – выкрикнула Джордж, как кричат дети, не желающие отправляться поздно вечером в постель. Для полноты картины ей осталось только недовольно топнуть ножкой.

Господи, она понимала, что выглядит сейчас ужасно, просто отвратительно. Но остановиться уже не могла. Не могла прекратить упорствовать, умолять, и донимать его своим нытьем. Одна мысль о том, что она, возможно, больше никогда не увидит Гарри, наполняла ее страшной паникой.

Сделав глубокий вдох, Джордж произнесла уже более спокойно:

– Мы с тобой можем пожениться. Я люблю…

– Нет! Никогда! – он с силой ударил рукой по стене. Раздался звук, похожий на выстрел.

Она посмотрела на любимого. Он ведь любит ее, она отлично знала, что любит. Он так произносил «моя госпожа», таким мягким и нежным голосом. Смотрел на нее таким долгим взглядом. С таким неистовством занимался с ней любовью до своих ранений. Ну почему он не может?…

Он покачал головой: